— Не надо… прошу… я всё исправлю… — путано заблеял Марцинкус и в глазах его неожиданно навернулись слёзы. — Я не знал, что у тебя… у вас… есть «чекумаша», — простодушно признался он, — Я отвечу на все вопросы.
— Уже не надо. У казаков есть пословица: даже самый глупый ишак в последний день жизни поймёт, что означает слово «живодёрня». Эта пословица как раз про тебя, — я выстрелил в «капо», тот взвизгнул и завалился на спину, схватившись обеими руками за живот.
Бандиты ахнули и на всякий случай побросали мачете и дротики. Что ж, весьма похвальная предусмотрительность, способная реально помочь дожить до глубокой старости.
— Может, добить его? — участливо спросил у меня добряк Ху-Яобан, кивнув в сторону «капо».
— Зачем это? — не понял я. — Он и так сейчас кровью истечёт!
Внимательно оглядев оставшихся бандитов — а всего их оказалось девять единиц — я приказал:
— Всем на колени! Трицератопс — ко мне!
Бывшие охранники Марцинкуса Падля услужливо ударились маслами оземь, а тщедушный счетовод со своим журналом — также опустившись на колени — поспешил в мою сторону. Поскольку в балахонке перемещаться таким способом было очень неудобно, он стал на четвереньки.
— Не придуривайся, ты можешь идти в полный рост. — разрешил я Трицератопсу и, обращаясь к остальным бандитам, произнёс. — Господа подонки! Третье правило обращения с заложниками гласит: всегда надлежит поощрять исполняющих требования и наказывать противящихся. Ваш бывший «капо» противился мне, за что и поплатился.
Марцинкус Падль скрежетал зубами и рефлекторно подёргивал ногами. По-моему, у него уже началась агония. Я искоса наблюдал за ним, но едва передо мной стал Трицератопс, переключил внимание на тщедушного карлика.
— Что скажешь насчёт фамилий из моего списка? — спросил я у него.
— Этих людей нет в моём журнале, — признался он. — А значит, они не бывали в Коррехидоре. Я клянусь вам, что это истинная правда! Не убивайте меня!
— Молодец, хвалю за честность! Если бы Марцинкус мне так ответил, остался бы жив…
Я не закончил мысль, поскольку где-то высоко в небе раздался хорошо знакомый шум соосных винтов геликоптера. Нильский Крокодил заходил на посадку, спускаясь практически по баллистической кривой. Ай, молодец, вот же мастер экстремального пилотажа!
От меня не укрылось то изумление, с каким господа местные бандиты воззрились на летающий аппарат. Из нор на вершине скалы вылезли ещё какие-то аборигены, привлечённые в высшей степени необычным стрекотанием. Что примечательно, крики раненых не вызвали перед тем их любопытства, из чего я заключил, что здесь привыкли к расправам Марцинкуса Падля над приезжими. Местные жители твёрдо знали, что на Даннеморе нет людей с огнестрельным оружием и тем более нет современных летательных аппаратов. Теперь же, буквально в течение десяти минут, им пришлось убедиться прямо в обратном. Было отчего впасть в ступор.
— Вот что, Трицератопс, скажи мне, — заговорил я снова, убедившись, что Нильский Крокодил успешно посадил геликоптер, — вы человечину едите?
— Человечину? — сутулый счетовод с опаской воззрился на меня, подозревая, видимо, очередной подвох. — Н-н-нет, не едим.
— Ну, тогда прикажи своим друзьям сбросить со скалы в океан этих ублюдков, — я указал на тела подстреленных, — Хотел я было угостить вас филеем из Марцинкуса Падля, но раз вы брезгуете своим бывшим «капо», то тогда и не надо. На «нет», как известно, и жрать будет нечего!
— Ну, отчего же… — Трицератопс замялся и в нерешительности оглянулся на сотоварищей, всё также стоявших на коленях. — Дело такое… Уж больно соблазнительно покусать «капо»… Да и примета хорошая… Ребята, я думаю, не отказались бы отъесть отбивную из его задницы.
— Ну тогда тащите его скорее на кухню, пока я добрый! — милостиво разрешил я и подал знак бандитам, разрешая подняться с колен.
— А с раненым что делать? — взволнованно поинтересовался у меня Трицератопс. — С тем, которому пуля коленку пробила…
Алчный блеск в глазах тщедушного бухгалтера красноречиво свидетельствовал о его плохо скрытых намерениях.
— Его вы тоже можете съесть.
— Слава нашим великодушным гостям! — заорал Трицератопс, обернувшись к бандитам. — Благодаря их великодушию мы можем добить Вонючку! Теперь у нас будет много мяса! Кто-нибудь, перегрызите ему глотку!
Местные подонки восторженно заревели. Похоже, Коррехидору сегодня было назначено пережить настоящий праздник. Я бы даже сказал каннибалический катарсис.
Ко мне приблизился Нильский Крокодил, до того наблюдавший за разговором с Трицератопсом со стороны.
— Я вижу, атаман, ты тут занимаешь социальной политикой. — заговорил он вместо приветствия. — Покровительствуешь, так сказать, коллаборационистам. Если не ошибаюсь, правило «четырнадцать-бэ» из «Примерного положения по социальной адаптации и формированию благоприятной социальной среды».
— Ну да, — кивнул я, — все мы учились в монастырской школе тюремного типа по углублённому изучению подрывной деятельности. Как ваши результаты?