Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)

Соображаю так: рота их впереди, перед Стрельной, а тут обед для них варят. Выходит, от залива до шоссе пространство перехвачено. На Стрельну здесь не пробиться. Ну, а этих трех, думаю, надо прибрать. Закон такой: видишь фашиста - бей! Расположились тут, как дома! Который на пеньке сидит, чего-то рассказывает. Кок черпаком помешивает и регочет. Третий так это легонько топориком помахивает и тоже посмеивается. Рассчитываю: первым выстрелом кончаю того, что на пеньке сидит. Вторым - который дровишки нарубает. Ну, а уж кока прикончу последним.

Шепчу Нюрке:

- Ползи назад, а за теми кустами - бегом! Я догоню...

Качает головой: не пойду, мол, никуда.

- Зачем тебе здесь быть? Мешать будешь!

Опять головой качает. Что с ней будешь делать! Некогда споры устраивать.

Прицелился я в того фашиста, что на пеньке сидел. Тут время было хорошо прицелиться. Сковырнулся он с пенька, даже не ойкнул.

Тот, что с топориком, подхватился бежать к перелеску. Два раза по нему дал. Догнала пуля. За спину схватился и брякнулся.

Кок, тот проворнее всех оказался. Мигом с подножки соскочил, на землю за колесо своей кухни лег. Карабин у него под рукой оказался. Лежит и бьет. Вроде не видит нас. Бьет в кусты не прицельно. Левее пули посвистывают.

Я Нюрке шепчу:

- Не шевелись.

А сам пополз вправо. Поскольку отсюда мог я промахнуться. Из-за колеса немец неудобно для меня торчит.

Заметил меня, гад! В мою сторону ударил. Возле самой каски пуля прошла. Вскакиваю тогда на ноги и бросок делаю шагов на пять. Попробуй на бегу сквозь кусты попади! Пока бежал, слышу - еще раз он ударил. Но куда-то позади меня. Потерял, значит, из виду. Кинулся я снова на землю. Вот теперь мне сподручно. Как влепил я ему в борт пару горячих, так и перекатился он фартуком кверху.

Ну, думаю, эти все. Теперь надо отдавать швартовы... Того и гляди, прискачут на выстрелы из ихней роты. Что я с Нюркой против них сделаю?!

Бегу к Нюрке. Гляжу - не лежит она, а сидит. Спиной к кусту прислонилась. Левую руку на груди держит и правой ее прикрывает. Улыбается мне, будто в чем-то виновата.

- Вставай, - говорю, - Нюра, скоренько. Отчаливать отсюда надо.

А она сидит, не двигается.

- Нюра! Что ты! Что это с тобой, Нюра?!

- Прощай, Паша. Если что не так было...

Тут заметил я, что платье у нее под рукавами потемнело.

Закинул я карабин за спину, нагнулся, чтобы осторожно с земли ее поднять.

- Как же это случилось? Как же это ты так, Нюра...

- По тебе он начал стрелять, Паша. Ну, поднялась я...

Схватил я Нюрку на руки и побежал. По полянам бегу. Через кусты проламываюсь. Бегу, спотыкаюсь. Все приговариваю:

- Нюра, потерпи. Нюра, не умирай! В деревне Ульянка наш медсанбат стоит, верст семь всего отсюда. Домчу тебя быстро. Не умирай, Нюра! Вместе ведь нам с тобой быть надо.

Молчит Нюрка, улыбается. Один только раз на мое "потерпи" ответила: "Не больно мне теперь, Паша. Остывает уже пуля. Сперва очень жгла. А теперь уже остывает".

Я все бежал и бежал. Фрицы, видно, своих убитых обнаружили, но в заросли не пошли. Стали мины кидать по площади. Мне не до мин этих было...

Когда умерла Нюрка, я не заметил. Тяжесть вдруг почувствовал. Остановился. Глянул на ее лицо и увидел: нет больше Нюрки. Поднял я ее над собой, как тогда, когда с грузовика ее снимал. Зажмурил глаза. Волосы ее на лицо мне свесились, щекочут... И будто живая Нюрка...

- Нюрочка, - шепчу, - Нюра... Побыла бы ты еще живой.

Не слышит. Руки и ноги у нее повисли, качаются. Мертвая она вся.

Отнес я ее к большому дереву. Положил между корнями. Вынул из-под фланелевки бескозырку, лицо ей накрыл. Наломал веток, временную могилку над Нюркой сделал. Тут и вспомнил, что у Андрея лопатка саперная есть. Пошел вас искать. Вот так на ваш бой и вышел...

Когда моряк замолчал, из моей груди готовы были вырваться слова самой искренней боли и жалости. Но так и не вырвались... Сказались совсем другие - пустые и глупые:

- Обидно все-таки подставить грудь под пулю какого-то повара...

- А вот Нюрка об этом не задумывалась, - оборвал меня Андрей. - Ты, Павел, - продолжал он, - на том дереве, над могилкой, обязательно вырежи: "Погибла в бою". У нас вот винтовки, гранаты. А у Нюрки у этой ничего не было... Кроме сердца.

- А фамилию-то я у нее так и не успел спросить. Не знаю я ее фамилии, - вздохнул Кратов.

- Доберешься до Стрельны - разыщи Нюркиных стариков, - посоветовал Шведов. - По имени и по приметам укажут тебе их дом.

- Тоже верно. Ну, братва, пошел я.

Кратов поднялся.

- Лопатку могу взять?

- Бери, конечно. - Шведов протянул Кратову лопатку в зеленом брезентовом футляре.

Моряк разомкнул пряжку, надел лопатку на ремень, вскинул на плечо карабин и поднял трофейный автомат.

- Ну, прощевайте.

- Может быть, и встретимся когда-нибудь, - сказал я, пожимая руку Кратова.

- Чего не бывает, - глухо отозвался он.

Некоторое время мы смотрели ему вслед. Моряк шел в сторону залива не то пригнувшись, не то ссутулившись. Иногда останавливался и вслушивался, но ни разу не обернулся. Потом исчез в кустах.

- Пойдем и мы, - сказал Андрей. - Надевай ранец.