Дорога цариц

— Анька, ты старшая, ты и встречай! — выпихивали сестры высокую статную девицу с густыми бровями и длинным, с горбинкой, носом.

— Да вы с ума сошли! — Девица отчаянно пыталась прорваться в дом. — У меня пятно на сарафане! И платок холщовый! Манька пусть идет! Она нарядная! Катька, пусти! Сама выходи!

— Манька, держи ее, не пускай! — поймала сестру за юбку девочка лет двенадцати. — Аня, дура, у тебя лента уже в косе! Иди к парню, тебе положено!

— Вот, держите! — в сени с полным ковшом вышла дворовая девка. — Сбитень для гостя.

— Бери! — Раскрасневшаяся в толкотне Мария перехватила ковш и подала сестре: — Анька, ты старшая! Иди, а то гость хозяйку не увидит!

— Он уже наверху, девоньки! — выглянула в щелку Катерина.

— А ну бери! — Мария толкнула ковш в сторону старшей сестры, сбитень качнулся, и часть жидкости выплеснулась Анне на сарафан.

— Вот же ты дура какая! — охнула та, посмотрела на себя, на сестру и зло прошипела через зубы: — Сама облила, сама теперь и иди!

Уставший с дороги гость уже ступил на последнюю ступеньку, когда дверь наконец-то распахнулась, и навстречу стряпчему вышла румяная девчушка ростом с Бориса — голубоглазая, улыбчивая, с алыми губами и маленьким курносым носом. Из-под набивного платка, раскрашенного бутонами роз, проглядывали темные пряди волос, на плечах, поверх синего вышитого сарафана с атласными рукавами, лежала каракулевая душегрейка, из-под которой виднелась тонкая жемчужная нить, в ушах покачивались продолговатые жемчужные капельки. Держа в руках деревянный ковшик, девица степенно поклонилась:

— Хорошего тебе дня, боярин Борис! Гость в дом, радость в дом! Вот, испей сбитеня с дороги!

Юный стряпчий принял корец, с наслаждением осушил пряное горячее варево. Перевернул ковшик, показывая, что не осталось ни капли, и медленно наклонился вперед. Хозяйка не отклонилась, и по русскому обычаю Борис осторожно поцеловал ее в мягкие пухлые губы со слабым свекольным привкусом. Сердце юноши резко заколотилось в груди, по животу пробежала судорога, в лицо ударила кровь, тело защекотало странным тягучим холодком.

Первый поцелуй в жизни…

— А ты красивый, боярин, — шепнула девушка. — Я бы за такого и за ссыльного пошла.

Она схватила ковшик и стремглав умчалась в дом.

— Чего замер? — подтолкнул его в спину Малюта. — Заходи! У меня дома никто не кусается!

От растерянности Борис забыл перекреститься на икону над дверью, но сей оплошности хозяева не заметили. Бояре заполнили собою сени, скидывая тулупы и зипуны, прошли дальше в дом. Там, возле горницы, Малюта крепко обнял и расцеловал женщину в темном платке, с землистым морщинистым лицом, кивнул:

— Угощай, моя хорошая. Опосля поговорим.

Похоже, это была его супруга.

Путники прошли в дом, расселись за столом. Девочка в одноцветном платке, сером сарафане из домотканого полотна и в войлочной юбке поставила на стол большой горшок с ярко-желтой пшенкой, в которой покачивалось масляное озерцо. Следом вошла девица в резном костяном кокошнике, прикрытом легким атласным платком, в сарафане из крашеного синего полотна да с бархатными плечами, атласным поясом и волнистой пышной юбкой с бархатными вошвами, водрузила рядом с горшком весомый бочонок, лаковый от налитого сверху воска.

Сразу стало ясно, кто здесь дворовая девка, а кто — дочь хозяйская.

— Благодарствую, Анечка, — кивнул Малюта, обнажил косарь, коротким сильным ударом оголовья выбил среднюю доску, остальные вынул пальцами, и первым зачерпнул пенистую бражку: — С прибытием, бояре!

Девица вышла в соседнюю светелку, и сестры тут же ринулись к ней с вопросами:

— Ну как там, что?

— Кушают… — с широкой ухмылкой ответила Анна.

— Да понятно, что не молятся, — отмахнулась Мария. — Как там молодец приехавший? Как он, о чем сказывает?

— О дороге да о лошадях.

— И молодец тоже? — вроде как разочаровалась девушка.

— А ты думала, Маня, он тебя раз поцеловал и сразу любовью воспылает? Токмо о тебе мыслить и беседовать станет? — хмыкнула старшая сестра и легонько щелкнула девчушку по носу: — Размечталась!

Анна пошла дальше, а Мария подобралась к двери, чуть потянула на себя створку и попыталась через узенькую щель рассмотреть сидящих за столом бояр.

Первый в ее жизни поцелуй продолжал гореть на губах девушки, путая ее мысли и вызывая в теле странное незнакомое томление.

Запивая кашу хмельным варевом, бояре без особой спешки поели и отправились в баню, уже успевшую немного прогреться. Париться — рано, но раздеться уже не холодно. Здесь, прямо на полке, стоял еще один бочонок бражки, лежала копченая и вяленая рыба, стояли миски с солеными грибами, квашеной капустой, хрусткими маленькими огурчиками. Угощение, надобное не для сытости, а для удовольствия. Бояре, успевшие поснедать каши, голодными себя не ощущали и к бочонку не спешили. Малюта подбросил в топку под огромным котлом с водой несколько поленьев, его братья скинули одежду, оставив ее в предбаннике.

Борис последовал их примеру. Вместе со всеми немного постоял у огня, отошел к полку. Приложился к пущенному по кругу ковшу с брагой. После второго круга как можно безразличнее спросил: