Дорога забытого знания (СИ)

   Эмми сочувственно охнула, когда увидела меня, не в силах поверить, что это был тот эффект, которого я старательно добивалась во время долгих тренировок. В какой-то мере, я почувствовала себя дома. Реабилитационный центр оказался тем самым невероятным местом на планете, куда я могу вернуться без чувств, после тюрьмы, и меня здесь по прежнему будут ждать, встречать и ничто, по сути, не изменится.

   Через два дня произошло важное событие - день рождения, а точнее день пробуждения Зиэн. Мы решили, что "имениннице" примерно двадцать восемь лет. Не больше тридцати и не меньше двадцати шести, однозначно. Мы долго, дружески подтрунивая, гадали, кем Зиэн была раньше. В смуглой художнице плохо уживались аристократические замашки, бунтарские мысли и любовь к работе.

   - Я была революционером, - подмигнула Зиэн. - Но хотела рисовать. Разве не понятно?

   Мы сидели в любимом трактире, где всегда было шумно. Множество путешественников стучало по дощатому полу каблуками всех мыслимых и немыслимых форм. Сегодня мы заняли небольшой столик на троих у окна, в дальнем конце зала. Праздник - будем беседовать друг с другом, а не искать новых знакомств. На подоконнике величаво сидела красивая кукла в народном костюме с блестящими миниатюрными бусами. Смотрела в пустоту высокомерным взглядом, как умеют настоящие аристократы. Соседние столики оккупировали гости, и мы автоматически ловили обрывки разговоров, запасая их, как основные тезисы недочитанной книги.

   Мы пили кислое недорогое вино непонятного происхождения и заедали восхитительным твердым сыром, нарезанным тонкими, почти прозрачными ломтиками. Сыр таял на языке, оставляя солоноватый насыщенный привкус. Довольно быстро разговор скатился к дню пробуждения - самому первому и значимому в нашей новой жизни. Для Зиэн с памятной даты прошло уже почти три года, но художница по-прежнему отчетливо помнила натюрморт с полевыми цветами и виноградом, который украшал стену в приемном покое.

   - Это сочетание показалось мне ужасно неестественным, - сказала Зиэн. - Я все время отвлекалась, вместо того чтобы слушать вопросы. Пыталась найти в рисунке тайный смысл, понять, что так сильно меня задевает.

   - Поняла? - спросила я.

   - Думаю, да, - ответила Зиэн. - Полевые васильки, которые были в букете, не цветут там, где растет виноград.

   - И?

   - Это же очевидно, - подняла брови художница. - Это знак, показывающий, что я нахожусь не в том месте, где должна была бы находиться по статусу и рангу, если бы события имели естественный ход. Он помог мне понять и принять ситуацию.

   Зиэн пожала плечами, отхлебнула вина. Она освоилась лучше всех нас, у нее был талант, которому нашлось применение, поэтому для художницы тот первый день был поворотом к новой, интересной жизни и девушка редко оглядывалась назад.

   - Действительно, очевидно, - не скрывая сарказма ответила я, но Зиэн не обратила внимания. - Эмми, а тебя что больше всего зацепило в первый день? Я одна осталась равнодушна к натюрморту?

   - Нет, я тоже не помню картину, - сказала Эмми. - Меня поразило огромное количество людей, которые были в коридоре. Эти люди не все поместились на скамьях, и некоторые сидели прямо на полу, один мужчина стоял в центре коридора и рассматривал руки. Я даже сначала подумала, что очнулась на вокзале, и мы откуда-то приехали или ждем отправления. Но, скорее, приехали, я не знала этих людей, но меня не покидало ощущение, что я их когда-то видела - как случайных попутчиков, не более. Я не заметила ничего общего, в том коридоре ждали и молодые, и старые, и подтянутые, и полные. В основном мужчины, но женщины тоже были - две, сидели на противоположной скамье.

   - Двадцать один человек, - задумчиво протянула я.

   - Может быть, - Эмми прикрыла глаза, будто пытаясь посчитать воспоминания. - А откуда ты знаешь?

   - Так сказал угрюмый мужик в приемном покое, когда я спросила, много ли стертых, - пояснила я.

   Зиэн удовлетворенно кивнула, она любила, когда рассказы из нескольких источников сходились.

   - Вообще вам повезло, - заявила она, - Общежитие проплачено, сразу попали в цех по рисованию. Я проснулась без гроша в кармане и меня определили гладильщицей - там зарплата повыше, но работа не в пример тяжелее. А деньги все равно отдаешь за общагу.

   - Даа, - задумчиво протянула Эмми, - Странно, вот кто-то меня стер, а денег с собой положил. Стирал - значит ненавидел? Совесть замучила, решил откупиться?

   - Какая разница, все равно не узнаешь, - пожала плечами Зиэн, - Зато тебе жить полегче. Я еле вырвалась из ада с утюгами и паром, кисточки и свобода творчества кажутся раем. Может, так и задумано с этими цехами и низкой зарплатой - добиваешься уровня чуть выше и уже всем доволен и ничего не надо. Короче, ерунда это все, даже вспоминать не хочу. Эмми, лучше ты расскажи еще что-нибудь!

   Эмми задумалась, а потом выдала:

   - А еще меня в первый день хотели назвать Элерой. Похоже на холеру. Я сказала, что буду Эмми.