Я сглатываю, чувствую себя совсем маленькой.
– Хорошо.
– И… Эм…
– Да?
Мы оба молчим, и только по его дыханию я понимаю, что он не вешает трубку.
– Счастливого Рождества.
– Счастливого Рождества, Элиот.
Глава двадцать седьмая
Марв:
Дорогая Эмми, прости, что не выхожу на связь. Надеюсь, ты меня поймёшь, но я пока ещё не готов всё рассказать своим. Но я расскажу. Пожалуйста, верь, что я расскажу. Только чуть попозже. Прости меня. Целую.Начинаются «Жители Ист-Энда».
Я хочу сфотографировать всё это: мясной пирог на крошечном чайном столике Луизы, мягкий свет телевизора на заднем плане и полоску гирлянды на окне, – и отправить Элиоту. Но потом представляю его в Люксембурге с Аной и не могу. Захожу в «Инстаграм», чтобы выложить фото и написать, как Рози, какую-нибудь глупость типа «уютное Рождество» или «мясной пирог, телевизор, гирлянда, тапочки. Кайф!». Но первое, что вижу – фото Лукаса и Мари, с ног до головы в лыжном снаряжении. Их руки подняты высоко в воздух, глаза скрыты за огромными очками, и небо за ними – ярко-голубое, как Карибское море. А потом открываю фото, которое выложил Элиот: зимний закат и одинокий бокал рубинового вина на переднем плане. В Люксембурге, не сомневаюсь.
Жалкое. Вот оно какое, моё Рождество. Ужасно жалкое. Я вновь сажусь на диван. Я ничего не делала, вернувшись домой после долгой и очень занятой смены, только приняла душ и посидела на диване с Луизой, поедая сэндвичи с индейкой, которые шеф-повара приготовили из остатков и завернули в какую-то очень жесткую фольгу. Но мне кажется, будто я вообще не отдохнула. Как будто я пробираюсь сквозь липкую патоку, а в голове кружит торнадо. Лукас. Элиот. Марв и его сообщение, которое будто бьет ботинком в живот каждый раз, когда я его перечитываю.
На коленях у меня лежит подарок Элиота. И, сидя перед телевизором, глядя, как ругаются и целуются герои, незнакомые мне, потому что я смотрела этот сериал лет семь назад, я думаю о нём. Об Элиоте. О его тёплых, сильных, добрых руках, в которых он протянул мне подарок в ту тёмную звёздную ночь. И в голове вновь оживают кадры: вот он стоит на подъездной дорожке у дома Луизы, и тянется тяжёлое ожидание. Мои внутренности переворачиваются в животе, как рыбы.
Блокнот. В обёртке – блокнот. Голубой. В твёрдой обложке. Красивый, с узором из маленьких лодочек. На замочке. С цепочки свисают крошечные ключи.
Глава двадцать восьмая
Рози сидит на скамейке в раздевалке гостиницы, а голова Фокса лежит у неё на коленях. Его глаза закрыты, длинные ноги вытянуты, огромные ступни свисают со скамейки. Рози занимается остеопатией по урокам, найденным на ютубе, потому что дала новогоднее обещание научиться чему-то новому.
– Ну, и как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Просто нормально, и всё?
Фокс открывает один глаз.
– А я должен чувствовать себя как-то ненормально?
Рози смотрит на меня, переводит взгляд на Фокса и пожимает плечами.
– Да хрен его знает. Просто лежи тихо. Я должна найти твою… – она смотрит в телефон, где стоит на паузе очередной видеоурок. – Твою… не знаю что.
Уголки рта Фокса ползут вверх.
– Я в надёжных, надёжных руках, – бормочет он. Рози, не моргнув глазом, скользит руками вниз и воздевает глаза к небу, ища на шее Фокса «какую-то там хреновину».
Прошло ровно шесть недель с тех пор, как мы с Элиотом попрощались у дома Луизы, и каждый день я прокручиваю в голове этот момент. Его слова о том, как он может не уезжать. То, как он не отпустил меня – как я его не отпустила. Как близки были наши лица. Неужели он хотел меня поцеловать? Неужели я хотела поцеловать его? Поцеловать Элиота? Брата Лукаса? Господи! Или я всё неправильно поняла?
В Рождество, открыв его подарок, я отправила ему сообщение: «Спасибо за закрытую книгу». Он ответил: «Пожалуйста, Эмми». Вот и всё. И больше ни одного сообщения, кроме как в группе девчишника, адресованных всем участникам девчишника и главным образом «легенде и звезде» – но я и сама ему не писала, так что, может быть, это был перерыв? Может быть, он стеснялся писать мне, как и я ему? Мы были так близки, наши губы находились в нескольких миллиметрах друг от друга, а спустя несколько секунд он уезжал от меня, чтобы работать, а потом лететь в Люксембург со своей девушкой. Он был с девушкой, само собой, он мне не писал. Всё же очевидно.
– Ну-ка хватит.
Я поднимаю глаза. Рози, не отрываясь от шеи бедняги Фокса, смотрит на меня так, что ясно: сейчас она точно скажет гадость.
– Завязывай с этим, Эмми. Опять думаешь о том же самом?
– Ну, немножко.