Дорогая Эмми Блю

– Да, – говорит Луиза. – Я хотела бы видеть луну, если можно. Она сегодня будет во всей красе, так сказал Элиот.

Я киваю.

– Конечно. Ночь ясная, так что вид будет отличный, – я широко распахиваю занавески и поворачиваюсь к ней. – Ну вот. Так хорошо?

Она кивает, но не сводит с меня глаз. Я жду, думая, что она попросит принести ей что-нибудь перед сном, но она тихо и мягко говорит:

– Впустите его.

– Что, простите?

– Элиота, – при этих словах моё сердце начинает стучать, как барабан. – Вы как-то спрашивали, любила ли я когда-нибудь. Помните?

– Да.

– И я вам соврала, – рука Луизы сжимает верх пухового одеяла, её суставы кажутся узлами. – Ещё вы спрашивали о женщине на фотографии. Той, с блестящими волосами, – Луиза улыбается сама себе. – Это Марта.

– И?

Она ничего не говорит.

– Вы её любили? – спрашиваю я. – Марту?

Веки Луизы закрываются, она кивает.

– Да. Она была такая чудесная, Эмми. И я любила её так, что мне было больно, – Луиза вновь улыбается бледной улыбкой. – Я помню, как всё у меня внутри трепетало, будто переворачивалось, когда она на меня смотрела. С этим ничего не сравнится. Всепоглощающая любовь.

Мои ноги, стоящие на тонком, семидесятых годов, ковре Луизы, холодеют.

– Что с ней случилось?

– Мы… мы рано её потеряли. Ей было только тридцать семь.

Мой желудок сводит острой болью, когда я слышу эти слова и смотрю на Луизу в постели – хрупкую, вялую, с тонкой, сморщенной кожей – и не могу поверить, что и она когда-то была молодой и влюблённой. Молодой и убитой горем.

– Мне так жаль. Это просто ужасно, Луиза.

– Да, – её голос дрожит. – Моя жизнь после этого никогда уже не могла стать прежней. Я изменилась. Я закрылась в своей раковине, никого в неё не впустила после Марты, не хотела ни от кого зависеть, потому что потерять её было так больно, – она подносит дрожащую ладонь к губам. Я бегу к ней, сажусь рядом на кровать, чтобы быть к ней как можно ближе. – Это была ошибка, Эмми. Потому что я всю жизнь провела в одиночестве. И я скучаю по тому, как меня любили. Как любила я.

В горле у меня стоит ком. Я хочу что-то сказать, но не знаю что, поэтому наклоняюсь вперёд и нежно, ласково обнимаю Луизу. Я ощущаю хрупкость, костлявость её тела, её тепло. Странно, но мне нравится запах Луизы. Как всегда, она пахнет пачули и фиалковым кондиционером для белья, который предпочитает всем остальным. Я всегда хотела, чтобы у меня была бабушка. Мудрые глаза, в которых читается многолетний опыт, нежные объятия, удивительные истории о временах, когда меня не было на свете. И, кажется, она у меня появилась. И моё сердце наполняется благодарностью за то, что я её встретила.

Я откидываюсь назад, и она улыбается мне. В её глазах стоят слёзы, луна освещает её красивое морщинистое лицо.

– Элиот рядом, да, Эмми? – спрашивает она, взяв мою руку. – Он всегда рядом. Так скажешь только о нём. Позвольте ему быть рядом. Позвольте ему любить вас.

Я киваю. Я могу только кивать, потому что слова застревают в горле.

– Спасибо, Луиза, – шепчу я, прокашлявшись. – В-вам нужно что-нибудь ещё?

Она качает головой.

– Всё, что нужно, у меня есть, – она смотрит в окно на луну, и, вместо того чтобы просто выйти из спальни, я наклоняюсь и целую её в тёплую бледную щёку.

– Вы не одна. И вас любят. У вас есть я. У вас есть мы.

Луиза смотрит на меня, её глаза туманятся.

– И я счастлива, – шепчет она.

– И, конечно, – добавляю я, – мы в любой сезон готовы радовать вас карбонарой.

Луиза смеётся, гладит мой подбородок и прижимает холодные губы к моему лбу.

– Спасибо вам, – шепчет она. – И напомните утром дать вам кое-что. Мне кажется, это вам пригодится.

Я закрываю дверь, смотрю в щёлку, как она в окно любуется луной и танцующими звёздами. Нахожу Элиота в её большом саду. Он надел свою чёрную куртку, но не застегнул пуговицы, и за его спиной – две дымящиеся кружки с чаем. Увидев меня, он поднимает одну кружку и смеётся. Я сажусь рядом.

– Спасибо.

– У Луизы всё окей?

Я киваю, в горле по-прежнему ком.

– Всё хорошо. Она захотела видеть луну. Попросила открыть шторы.

Элиот улыбается. В свете луны я вижу морщинки у его глаз. Я вспоминаю, о чём говорила Луиза, и чувствую этот трепет.

– Итак, – говорит он, откинувшись на скамейке и вытянув длинные ноги, – сегодня Эмми Блю увидит первую в своей жизни падающую звезду.

– Какая самоуверенность, – отвечаю я. – И помни: мне нужны доказательства, что это не «Боинг-747».

Мы сидим, прижавшись друг к другу на скамейке, так близко, что я чувствую запах его лосьона после бритья, свежий аромат чистой одежды. За этот вечер мне дважды казалось, что он сейчас меня поцелует. Один – когда он готовил, а я стояла рядом, второй – когда я дала ему поднос, чтобы он отнёс его Луизе. Но я знаю: он не сделает этого из-за меня. Я слишком уж прячусь за своим барьером.

– Соблазни его, – твердила мне Рози всё утро. – Блин, он такой горячий, я вообще не представляю, как ты можешь сдержаться и не взять его прямо там, в старом вонючем зимнем саду.

– Рози, я не знаю даже, точно ли…