Дорогая Эмми Блю

– Понятия не имею, – повторяет он, произнося слова с расстановкой, и когда я смотрю на него, я узнаю этот взгляд его тёмных, слегка прищуренных глаз. Таким же, как мне казалось, осуждающим взглядом он смотрел на меня в баре после того, как я ударила Тома. И на вечеринке, когда Стейси всем рассказала и я поднялась, медленно ушла из сада, чтобы спрятаться в спальне Лукаса. Это не осуждение. Это беспокойство. Теперь я знаю. Он беспокоится обо мне.

– Ладно, проехали, – я опускаю глаза, смотрю на свои колени.

– Мне кажется, тебе нужно поговорить с Лукасом…

– Всё давно в прошлом.

Элиот приподнимает мой подбородок, смотрит мне в лицо.

– Многое, Эмми, не такое, каким кажется. Мне казалось, я хотел как лучше. Для тебя.

Он внимательно на меня смотрит. Я больше не задаю вопросов. Но я хочу их задать. Я хочу спросить, что он имеет в виду. Я хочу спросить, почему ему кажется, что нужно поговорить с Лукасом, и это желание будто жжёт мою кожу. Но в то же время я боюсь разрушить магию прекрасного звёздного вечера. И, стараясь не обращать внимания на щемящее ощущение в животе, говорю:

– Давай лучше вернёмся к звёздам.

Элиот молчит, улыбается, но его блестящие глаза печальны.

– Да, конечно, – он вновь садится рядом, обнимает меня, на этот раз крепче, водит пальцем по моей руке, рисуя круги, и мы вместе смотрим на чёрное небо. Я чувствую, будто мы сами проткнули пузырь, который нависал над нами, угрожая лопнуть, и теперь нам ничего не страшно. И хотя всё по-прежнему не идеально, с прошлым покончено. Луиза права. Он рядом. Элиот всегда рядом.

Внезапно он отдёргивает руку, показывает пальцем в небо.

– Вот она, – говорит он. – Видишь? Смотри, смотри!

И я её вижу. Впервые за всю свою жизнь я вижу, как маленькая искорка, словно от фейерверка, летит по небу и исчезает в неизвестности.

– О Господи, – я поворачиваюсь к нему, – да! Это не самолёт!

– Точно не он, – Элиот смеётся. Я прижимаюсь к нему, кладу голову на его плечо. Мне так хочется, чтобы он вновь меня поцеловал. Потому что мне кажется, что в этот раз я поцелую его в ответ, поцелую по-настоящему. Но Элиот лишь наклоняется и нежно шепчет мне в волосы:

– Смотри на небо, цветочек. Ты увидишь многое.

И я чувствую, как искра вспыхивает внутри меня. Маленькая, но такая мощная искра, которую ни с чем не спутать.

Элиот бредёт в кухню, чтобы заварить ещё чая, а я иду в туалет. Дверь спальни Луизы по-прежнему приоткрыта, и я не знаю, почему останавливаюсь на пороге. Всё так тихо. Спокойно. И мне кажется, я уже всё знаю. Мне кажется, вот почему я тихо подхожу к кровати Луизы. И вижу чашку на кровати, её содержимое, разбрызганное по одеялу, как чернильные кляксы. Я трогаю лицо Луизы.

Я кричу. Я кричу так громко, что пугаюсь собственного крика. «Господи, – повторяю я. – Пожалуйста, только не это. О Господи. О Господи».

Я слышу быстрый топот по лестнице, слышу, как дверь распахивается уже полностью.

– Эмми? – выдыхает Элиот, и я вижу, как он обводит Луизу взглядом. Как гаснет его взгляд. Он прижимает руку к губам, закрывает ладонью рот, подбородок. Он подходит ко мне. Я лежу, скорчившись, на полу, у её кровати, зарывшись лицом в одеяло. Пачули. Фиалковый кондиционер для белья.

Луиза ушла. Луиза уснула и никогда больше не проснётся.

CD-диск № 7

Дорогая Воздушная Девочка,

Трек 1. Потому что ты уехала сегодня утром

Трек 2. Потому что во сне ты лучше говоришь по-французски, чем наяву

Трек 3.

Потому что я не верю, что ты правда могла уснуть в саду

Трек 4. Потому что самолёт – не падающая звезда

Трек 5. Потому что я уже по тебе скучаю

Воздушный Мальчик

x

Глава тридцать вторая

Я помню, что в юности три недели ощущались как целая жизнь. Две недели после Летнего бала казались самыми долгими двумя неделями на свете. На пару дней домой вернулась мама, чтобы принимать ванны и болтать по телефону, и один раз приготовить нам обед – запеканку – а потом опять уехать и оставить меня одну. Я рассказала ей о Роберте Моргане, но, по-моему, она не поверила. Она отмахнулась, как раньше, когда я, например, падала и разбивала коленку. «Не драматизируй, Эммелина, в жизни случаются вещи и похуже».

Но сейчас три недели пролетают как ветер. Три недели назад ушла Луиза, тихо, в свой кровати, любуясь метеоритным дождём. На прошлой неделе были похороны, и они были непохожи на любые другие похороны, с блестящими гробами и пышными речами. Всё было скромно, просто, спокойно. Как сама Луиза.