Дорогая Эмми Блю

– Это потеря в первую очередь для него, Эм. Он сам не понимает, чего лишился.

– Я знаю.

Мы стоим плечом к плечу, зимнее солнце греет наши пальто; это же солнце светило на нас много лет назад, когда мы строили планы и мечтали, какими станем, ни секунды не сомневаясь, что всегда будем вместе.

– Ты это сделал, – говорю я Лукасу.

Лукас прижимается холодной щекой к моей щеке.

– Осталось только купить «Ламборджини» и самому приобрести такой вот дом. Это особняк Аны, ты в курсе?

– Аны? Аны Элиота?

Лукас кивает, пожимает плечами.

– Ну, она уже не имеет отношения к Элиоту, но да. Той самой Аны. Надо ещё кое-что подправить, прежде чем она въедет.

Я киваю и думаю, что она бы точно не обрадовалась, увидев здесь меня.

– Что случилось у них с Элиотом? – вырывается у меня вопрос. Лукас складывает руки, переплетает пальцы.

– Он с ней порвал. И если честно, я ничуть не удивлён. Он не был с ней счастлив.

– Правда?

– Да. И к тому же он… достиг своего пугающего возраста, понимаешь? – спрашивает он так, словно имеет в виду общеизвестный факт. – Возраста, в котором погиб его отец. Мне кажется, Элиот задумался, что жизнь коротка, и если что-то не приносит радости…

– А она не приносила ему радости? Ана, я имею в виду?

Лукас вновь смотрит на меня.

– Не уверен, что кто-то может сделать Элиота счастливым… что? Ты не хочешь, чтобы я его оценивал?

Я прочищаю горло.

– Да нет, я вообще сейчас задумалась о другом. Представила тебя и Мари в таком вот доме, – я меняю тему, потому что не могу выбросить из головы образ Элиота. Выражение его лица – разочарование, боль – когда я сказала ему, что еду к Лукасу. И… Канада. Он рассказал Рози о Канаде. Он может туда вернуться. Как я буду себя чувствовать, если он вернётся? Если я не увижу Элиота ещё… не знаю, как долго. – Да, представила вас и парочку детей. Двух собак. Или лошадей. Мне кажется, Мари больше по лошадям.

– Серьёзно?

Я смотрю на него.

– Да. Если вы, конечно, захотите завести всех этих детей, которых планирует Мари, вам придётся постелить ещё несколько ковров. Сделать дом приспособленнее для малышей. Но не считая этого, мне кажется, тут идеальное семейное гнёздышко для вас двоих. Очень в вашем стиле.

Лицо Лукаса чуть вытягивается. Он смотрит на свои руки, сжимающие перекладину балкона.

– Семейное гнёздышко, – повторяет он. – Ты правда так думаешь, Эм? – это звучит не как вопрос, а, скорее, как издёвка.

– Почему ты спрашиваешь?

Он вздыхает, молчит, смотрит в небо.

– Что случилось, Люк? – спрашиваю я. – Когда ты позвонил, ты сказал, что вы сильно поссорились. Теперь всё в порядке? Не хочу давить, но… ты ведь из-за этого меня сюда позвал?

Лукас стонет, проводит рукой по лицу.

– О Господи, это вышло так глупо. Мы немного выпили, стали обсуждать бывших, и… я рассказал ей о Холли. Помнишь Холли? Из универа? Миллион лет назад?

– Помню.

– Я ляпнул, что мы были помолвлены, и Мари была… в шоке.

Я думаю о Мари, о том, как мы сидели за столиком в кафе. Как она призналась мне, что боится быть счастливой, не верит, что Лукас её выбрал, и я понимаю, почему такая ничтожная новость показалась ей огромной, как гора.

– Дальше начался какой-то бред, – продолжает Лукас. – Знаешь, как это бывает, если перебрать вина. Да, наверное, надо было рассказать ей пораньше, но всё было так хорошо, Эмми, и… я не знаю. Я был почти ребёнком. Всё это неважно. Но Мари сказала, что важно, потому что она много раз прямо спрашивала меня, делал ли я ещё кому-то предложение, и я много раз отвечал, что нет.

Я поджимаю губы.

– Уфф. В общем, неприятная история.

– Ещё бы. И да, я всё понимаю. Ей несколько раз разбивали сердце, она очень ранимая и… я сам подлил масла в огонь с этой поездкой в Бельгию, в том году, когда мы расстались. Ну помнишь, когда я писал той девчонке из Австралии, как мудак. Но вчера вечером это уже был полный бред. Гора и кротовая нора, есть разница?

Я молчу, потом выпрямляюсь и смотрю на него.

– Ты ей писал?

– Что?

– Ты писал Айви?

Лукас сужает глаза, солнечные блики играют на его ресницах.

– Не сейчас, конечно. Я про тот раз, когда мы расставались. В прошлом году. Ты же помнишь.

– Да, – говорю я. – Но ты не говорил, что ты писал Айви. Ты говорил, что она писала тебе, а ты не отвечал, и вот почему вы с Мари поссорились. Из-за её паранойи на пустом месте.

Кончик носа Лукаса, покрытый веснушками, розовеет.

– Д-да?

– Да.

Лукас вздыхает, складывает руки перед собой, будто хочет хлопнуть в ладоши.

– Послушай, это ничего не значит, Эм. Это просто глупый флирт, дурацкие сообщения, которые я не должен был отправлять, и я об этом жалею. Ничего страшного не случилось. Забудь.

– Но зачем ты мне соврал?

Лукас смеётся, но умолкает, увидев моё лицо. Отступает чуть в сторону.

– Ты серьёзно?

– Да. Да, я серьёзно. Зачем было мне врать, когда ты знал, что я всегда буду на твоей стороне?

Он пожимает плечами, прячет руки в карманы, расправляет плечи.

– Наверное, потому что мне было стыдно. Я сам не понял, что соврал тебе. Я думал, ты знаешь.

– Нет, в то время я не могла этого знать.