Разумеется, так развлекалось лишь необразованное простонародье. Но и женщины средних и высших классов своим положением мало отличались от бесправных рабынь. Если бы леди Гленарван (даже после принятия Акта 1870 года) рассорилась с мужем и ушла бы от него жить в унаследованном родительском домике в Кильпатрике, лорд Гленарван мог такую инициативу легко и просто пресечь. Продал бы домик: живи, где знаешь, хоть в парке на скамейке ночуй. Разумеется, Гленарван никогда бы так не поступил, не тот человек. Но право и возможность имел, Акт дозволял женщинам распоряжаться доходами (заработок, наследство, подарки), полученными в браке, а всем нажитым до брака имуществом по-прежнему единолично распоряжался супруг.
А вот во Франции мужу протянуть жадные лапы к родительскому домику жены не позволяли статьи 1404 и 1405 Кодекса Наполеона.
В области образования и воспитания та же картина. В учебных заведениях Франции телесные наказания были под запретом. В Британии учащихся пороли, и пороли много, использовали принцип «Spare the rod and spoil the child» на всю катушку.
Причем под раздачу попадала не только малолетняя мелюзга, но и учащиеся старших возрастов. Представьте: молодым людям 18-20 лет заголяли задницы и от души охаживали розгами. При свидетелях, собрав для назидания других обучаемых.
Физические наказания домашние, внутрисемейные практиковались и в Британии, и во Франции. Но в Англии родители наказывали чад куда чаще и жестче, раз уж такой тренд был задан на общегосударственном уровне.
Кстати, Жюль Верн во время написания романа мог и не знать все эти неаппетитные подробности, скрывавшиеся под благопристойным викторианским фасадом. Мы помним, что писатель черпал информацию из книг, журналов, газет, — а британцы старались сор из избы не выносить. Некоторые темы обсуждению не подлежали. Лишь двадцать лет спустя, в 1880-х годах, развернулась громкая публичная дискуссия о допустимости телесных наказаний. Поговорили, и кое-что начало меняться, но в отдельных учебных заведениях (в элитных! не в заштатных школах сельской глубинки!) окончательно отменили порку лишь в начале двадцать первого века.
Что характерно, в бурных дебатах 1880-х о телесных наказаниях никто ни слова не сказал о другой проблеме британской системы образования. О повальных гомосексуальных связях, процветавших между несовершеннолетними учащимися школ-интернатов (а это была основная форма обучения для юных джентльменов), — лишь в следующем веке тема перестала быть жестко затабуированной.
Раз уж речь зашла о браках, о супружеских узах, рассмотрим чуть подробнее нашу семейную пару, лорда и леди Гленарван. И зададимся простым вопросом: а как они познакомились?
У них ведь было настолько разное материальное положение и социальный статус, что обитали они, по существу, в разных Вселенных, и случайно встретиться не могли.
Лорд катил по своим делам в собственной карете, а девушка тряслась в омнибусе. По железной дороге он передвигался в вагоне-люкс, а Элен в третьем классе. Она отоваривалась в лавках, выбирая те, что подешевле, а лорду лучшие поставщики доставляли все в замок, да и то имели дело с управляющим.
Где пересеклись их пути-дорожки? На клубной тусовке? Так не пускали ни девиц, ни дам в викторианские клубы, только лишь джентльменов. И на улицах подходить к незнакомым девушкам с целью пикапа не было принято, если только девушка не имела признаков принадлежности к древнейшей профессии, но это явно не про Элен Туффель.
Напрашивающийся ответ: их познакомил кто-то, знавший обоих. У нас даже есть вполне реальный кандидат: майор Мак-Наббс. У него, как у любого шотландца, было множество дальних родственников. Соответственно, и родственниц. И майор имел не совсем обычное для шотландского джентльмена хобби: устраивал своим родственницам знакомства и браки, проявляя упорство и настойчивость в этом деле. В самом конце романа он даже Паганеля, закоренелого холостяка, умудрился женить на своей кузине мисс Арабелле.
Может быть, и семейное счастье для мистера Олбинета тоже организовал майор? Как знать… все возможности у него для этого имелись.
Правда, брак оказался фиктивным. Но это уже нюансы.
Ах, да… Были же обещаны имена… Они секрета не составляют.
Мужчину, получившего письмо из Австралии, звали Жак Паганель. Хотя на конверте было указано другое имя, но адресат к тому времени скончался, и Паганель, как секретарь Парижского географического общества, разбирал оставшиеся после него бумаги, в том числе служебную переписку.
Женщину, получившую похожее послание, звали… Ее имя ничего никому сейчас не скажет, в нашей истории она пока фигурирует под псевдонимом. Под каким именно, все уже догадались, наверное.
Подпись под двумя письмами стояла одинаковая: Том Айртон.
Реконструкция №1
Два разговора