Дорогой длинною

– Митро, просим! Просим, Дмитрий Трофимов! "Когда в предчувствии разлуки!" Чуть слышно чертыхнувшись, Митро передал гитару Варьке, удивился мельком её поднявшихся к нему, больным, полным слёз глазам, и вышел к столикам. Шеловнин с улыбкой попросил цыгана подойти ближе, Митро послушался. Теперь он стоял рядом со столиком, вполоборота к хору. Яков Васильев коснулся струн своей гитары. Мягкий, задумчивый перебор заставил умолкнуть даже самых пьяных гостей в зале. Митро улыбнулся, подумав о том, что это - его последний романс в этот вечер и что скоро выступлению конец, привычно взял дыхание.

Когда в предчувствии разлуки

Мне нежно голос Ваш звучал,

Когда, смеясь, я Ваши руки

В своих руках отогревал,

Перед непризнанной любовью

Я весел был в прощальный час,

Но, боже мой, с какою болью

Тогда очнулся я без Вас…

Какими тягостными снами

Вы мой нарушили покой…

Всё, недосказанное Вами,

Всё, недослушанное мной.

Красивый, сильный мужской бас заполнил весь зал. Ротмистр Шеловнин сидел бледный, с закрытыми глазами, что-то шептал про себя. Варька, забыв об осторожности, сидела подавшись вперёд, жадно смотрела в татарское, узкоглазое лицо Митро; не замечая бегущих по щекам слёз, одними губами повторяла вслед за ним слова романса:

Всё, недосказанное

Вами, Всё, недослушанное мной…

Рядом изумлённо рассматривала её Марья Васильевна. Но она не сказала ни слова, а остальные цыгане не успели ничего заметить, потому что романс кончился, и зал шумно зааплодировал. Митро облегчённо вздохнул, поклонился и быстро вернулся на своё место в хоре.

К счастью, гости не остались до утра. Пьяного, рыдающего Шеловнина увели под руки друзья. Разошлись остальные посетители, и цыгане, зевая, собрались домой.

В домике Макарьевны никто не лёг спать. Хозяйка и Данка, посвяшённые в план кражи невесты, пообещали жечь свечи до утра и быть готовыми принять молодых. Кузьмы уже третий день не было дома. Конаковы Ванька и Ефим, с которыми старший брат наспех переговорил после закрытия ресторана, пришли от задуманного в полный восторг и тут же предложили лошадей - вороных донских двухлеток Вихря и Мариулу, с начала сезона бравших призы на ипподроме. Митро, скрипя зубами, дал ухмыляющемуся Петьке красавицу Ведьму, для себя же взял игреневого Зверя, который, помимо сказочной резвости, обладал ещё и завидной выносливостью. Ему этой ночью предстояло вывозить на себе двоих. Когда время перевалило на второй час пополуночи, четверо цыган верхом в полном молчании выехали из Москвы на пустую, залитую лунным светом Владимирку.

Вскоре прибыли на место, пустили неразнузданных лошадей на траву, сами полезли в кусты. Ванька с Ефимом вскоре заснули, наказав разбудить, "когда начнётся". Митро уселся под развесистой бузиной, уткнулся подбородком в колени и умолк. Несколько раз Петька вполголоса спрашивал: "Спишь, морэ?" "Нет, - глухо слышалось в ответ. - Гляди лучше".

Час шёл за часом, а Илонки не было. Луна начала садиться. На небо набежала цепочка облаков, и поле потемнело. Сильнее запахло сыростью.

Петька тревожно поглядывал на восток, теребил пряжку на поясе.

– Да где она, босявка? - наконец, не выдержав, забурчал он. - Через час светать начнёт, бабы проснутся… Передумала, что ли?

Митро молчал. Из темноты отчётливо слышалось его прерывистое дыхание. Насупившись, Петька уже начал прикидывать, как утешать Арапо, если чёртова девчонка не придёт вообще. В кустах захрустело: проснулся один из братьев, сиплым басом спросил:

– Ну, что?

– Ничего пока, - шёпотом ответил Петька.

И в эту минуту луна выглянула из туч. Голубоватый свет хлынул на пустое поле, и цыгане увидели бегущую от табора маленькую фигурку.

– Ефим! Ванька! - зашипел Митро. - Вставайте!!!

Конаковы с треском выломились из бузины. Испуганно всхрапнула, шарахнувшись в сторону, Ведьма, заиграл, вскидывая голову, Зверь, и Петька повис на поводе, сдерживая его. Митро прыжком взвился на ноги. И невольно шагнул назад, когда перепуганная босая девочка вбежала в тень кустов и замерла, прижав кулачки к груди.

– Девлале

… Май сыго трубул^[101]… - пролепетала она, глядя расширенными глазами на обступивших её мужчин.

– Митро, понявший из её фразы только "сыго" (быстро), кивнул и протянул руку. Илонка проворно спрятала лицо в ладони, чуть погодя, раздвинув пальцы, осторожно выглянула. Подойдя, Митро бережно отвёл маленькие ладошки, поднял за подбородок осунувшееся от страха личико девчонки, улыбнувшись, прошептал что-то ей на ухо, и Илонка смущённо засмеялась, загораживаясь рукавом.

– Ну, вот, долго ли умеючи, - фыркнул Петька. - Ну, едем, что ли? Рассветёт скоро!

Конаковы вскинулись в седла. Митро, вскочив на Зверя, протянул руку невесте, помогая ей сесть впереди него. Петька, пряча улыбку, спросил с деланной озабоченностью:

– Слышишь, морэ, может, лучше я с ней на Зверя сяду? Я тебя полегче, живее пойдёт…

Митро молча показал ему кукиш. Девчонка сжалась у него на груди.

Петька махнул рукой и вспрыгнул на спину кобылы.

– Дэвлэса!

– Дэвлэса… - нестройно ответили три голоса из темноты.