Дорожи тем, что ценишь. Депеши о выживании и стойкости

Раскинувшийся передо мной известняковый холм похож на голову гигантского животного, а разбросанные по нему камни напоминают репьи в его спутанной шерсти. Досадуя на нехватку красок, я выливаю воду из кружки в пыль у своих ног, макаю в грязь палец и размазываю ее по рисунку головы животного. Солнце уже палит. Кричит мул. Я переворачиваю страницу в блокноте, чтобы начать новый рисунок. Ничто не выглядит законченным. Когда юноша в конце концов возвращается, он хочет посмотреть рисунки.

Я держу блокнот открытым. Он улыбается. Я переворачиваю страницу. Он указывает и говорит: это наше, наша пыль! Он указывает не на рисунок, а на мой палец.

Затем мы оба смотрим на холм.

Я нахожусь не среди завоеванных, а среди поверженных, тех, кого боятся победители. Время победителей всегда коротко, тогда как время побежденных тянется непостижимо долго. Пространство у них тоже разное. Всё на этой полоске земли – вопрос пространства, и победители поняли это. Их неослабевающая мертвая хватка прежде всего пространственная. Их господство держится – незаконно и в нарушение норм международного права – на системе контрольно-пропускных пунктов, разрушении древних дорог, создании новых обходных путей, предназначенных исключительно для израильтян, укрепленных поселениях на вершинах холмов, которые на самом деле служат наблюдательными пунктами, возвышающимися над окружающим их плато, комендантском часе, обязывающем людей оставаться дома днем и ночью до его отмены. Во время вторжения в Рамаллу в прошлом году комендантский час длился шесть недель с «окном» в несколько часов по определенным дням для покупки необходимого. Времени не хватало даже на то, чтобы похоронить тех, кто умер в своих постелях.

Израильский архитектор-диссидент Эяль Вейцман в своей смелой книге указал на то, что это тотальное территориальное доминирование началось с рисунков планировщиков и архитекторов. Насилие возникло задолго до того, как сюда прибыли танки и бронированные внедорожники. Он говорит о «политике вертикальности», в результате которой поверженные, даже будучи «дома», остаются в буквальном смысле под наблюдением

и давлением.

Это неизменно влияет на повседневную жизнь. Решив однажды утром «пойти повидаться с…», человек должен осечься и сначала проверить, сколько пересечений КПП потребует такая «прогулка». Пространство простейших повседневных решений оказывается стреноженным.

Кроме того, хромает и восприятие времени, поскольку преграды день ото дня непредсказуемо меняются. Никто точно не знает, сколько понадобится времени, чтобы добраться этим утром до работы или съездить проведать мать, пойти в школу или к врачу, или, осуществив все задуманные планы, вернуться домой. Поездка в обе стороны может длиться тридцать минут, а может и четыре часа, или же путь вовсе будет заблокирован солдатами с заряженными пулеметами.

Правительство Израиля утверждает, что им приходится идти на такие меры для борьбы с терроризмом. Но это лишь уловка. Истинная цель этой мертвой хватки состоит в том, чтобы лишить коренное население чувства временной и пространственной целостности, вынудив их либо покинуть это место, либо сдаться в договорное рабство. И именно здесь мертвые помогают сопротивляться живым. Именно поэтому мужчины и женщины решают стать мучениками. Политика удушения только вдохновляет терроризм, с которым должна бороться.

Небольшая каменистая дорога, расстилаясь галькой, спускается в долину к югу от Рамаллы. Порой она вьется меж рощ старых оливковых деревьев, часть из которых, наверное, помнит еще римские времена. Этот каменистый путь (очень жесткий для любого автомобиля) – единственная для палестинцев возможность добраться до близлежащей деревни. Асфальтированная дорога, которой они пользовались раньше, сегодня для них под запретом, она отдана израильским поселенцам. Я иду впереди, поскольку всю свою жизнь считаю медленную ходьбу утомительной. Среди кустарника замечаю красный цветок и срываю его. Позже я узнаю, что это Адонис летний. Он ярко-красного цвета, и век его, согласно ботаническому справочнику, очень короток.

Баха криком предупреждает меня не идти к высокому холму слева. Если там заметят, что кто-то приближается, кричит он, то будут стрелять.

Я пытаюсь прикинуть расстояние: менее километра. В паре сотен метров от меня в опасном направлении я вижу привязанного мула и лошадь. Я принимаю их как своего рода страховку и иду туда.

Там, куда я пришел, два мальчика, примерно одиннадцати и восьми лет, работают в поле одни. Младший наполняет водой лейки из закопанной в земле бочки. Аккуратность, с какой он делает это, не пролив мимо ни капли, показывает, насколько ценна здесь вода. Старший берет полные лейки и осторожно спускается к распаханному участку земли, чтобы полить растения. Оба мальчика босоногие.