Доржи, сын Банзара

— Чтобы заваруха была вкуснее, можно прибавить молока, — с воодушевлением говорит Дугар.

— Когда отелится Пеструха, я каждое утро буду пить молоко, — Бато смотрит на мать.

— Будешь… И простоквашу будешь кушать и творог. Пенок насушим.

— Сушить не станем. Воробьи утащат.

— А мы пугало из рваной шубы поставим.

— Айрак будем пить.

— Я не хочу айрака… Он кислый… — капризничает Бато.

— От айрака станешь большим, сильным, — убеждает брата Дугар.

— Не буду… Не хочу… — со слезами спорит Бато, будто его и в самом деле заставляют пить айрак.

Вздыхает Пеструха. Ребятишки, на которых надето все теплое, что нашлось в юрте, наблюдают за проворными пальцами матери. В чугунке кипит жидкая арса. Ребята разбирают чашки, затевают ссору из-за ложек. Димит разливает по чашкам арсу.

Доржи видит у очага большой черный чугунок с отломленными ушками. Много раз Доржи вместе с мальчишками Эрдэмтэ-бабая сидел вокруг него, обжигался заварухой, стараясь всех обогнать. Заваруха из отрубей, арса без сметаны и молока или просто вареное зерно всегда казались Доржи из этого чугунка особенно вкусными. А вот еще стоит пузатый чугунок с медным обручем по краю. В нем темное противное мясо павшей коровы…

— Мама, расскажи нам интересную сказку, — просит Дугар.

Димит стала рассказывать детям сказки о маленьком пастушонке Будамшу, который был всех умнее и хитрее, всегда выигрывал заклады в спорах с богатыми и сильными.

Доржи поздно ушел домой.

Залаяла собака. Прислушалась к своему голосу и снова залилась громким лаем.

— Я же говорила, что слышала чей-то крик, — говорит мужу Ханда.

— Нет… Это ветер шумит, — отзывается Холхой.

Холхой сидит за очагом, починяет хомут. Он вынул изо рта трубку, прислушался. Собачий лай заглушает все другие звуки.

— Кто-то кричал, — убежденно говорит Ханда.

— Может быть, соседский ребенок заблудился?

Холхой одевается, вместе с женой идет к выходу. Ребята заплакали — боятся остаться одни. Холхой и Ханда идут на лай. Собака встречает их, бежит вперед. Через несколько шагов она останавливается: в снегу лежит человек.

— Это же Эрдэмтэ! — узнает Ханда.

Холхой и Ханда вносят его в юрту, кладут на кровать, раздевают. Ханда поит его горячим чаем.

— Димит… Ганижаб привез сено? Он должен три воза… — бредит обмороженный.

— Ханда, позови-ка Димит., — говорит Холхой, — он, видно, шел к Гашижабу и заблудился. Хорошо, что не замерз совсем…

Димит уложила мужа у очага. Ноги у него не чувствуют ни холода, ни тепла, ни боли. Эрдэмтэ кажется, что он совсем здоров, только, не может шевельнуться. Теперь ему не нужен Ганижаб, его щедрость, его сено: Пеструха подохла. Видно, всему пришел конец. Оборвались нити, на которых держалась семья. Что будет, то и будет… Не один он оказался в такой беде. Случись все это только с ним, он не выдержал бы, пожалуй, пошел бы искать дерево с сучьями, реку с водоворотами.

…Свирепый ветер бушует, поднимает снежный туман над улусом.

Много скота погибло. Первыми пали старые, беззубые коровы. Потом кони и бараны. У молодых коров ребра вот-вот прорвут шкуру. Кости так торчат, что на них можно узду повесить. Уцелевшие коровы — живут вместе с людьми в юртах. Люди вытаскивают из юрт павших коров, зарывают в снег. Над падалью дерутся сытые собаки, с криком летают вороны и сороки. Они рвут кожу и кровавое мясо, обнажают белые ребра. Падали с каждым днем все больше. Ее бросают рядом с юртами: нет лошадей, чтобы вывезти в овраги, на склоны соседних гор… Не видеть бы весь этот ужас… Лечь бы в постель, закрыться с головой и уснуть надолго, до самого лета. Но сидеть без дела нельзя. Улусники собирают ветошь, раскапывают снег в тех местах, где раньше стояли стога сена.

Кончились дрова. Лес далеко, пешком не пойдешь… Кони же, хоть и остались кое у кого, так слабы, что пустые сани с места не сдвинут. На дрова рубят жерди, углы сараев, крыши. Не замерзать же! Среди сугробов торчат коновязи. Их не трогают.

Замахнуться на коновязь топором — то же, что водой залить огонь в очаге. Раз стоит у юрты коновязь, значит в юрте живет семья, есть конь, которого здесь привязывают, значит сюда заезжают гости… Нет коновязи — нет жизни в юрте.

Ветер свистит, метет желтоватый снег. Оставшиеся в живых коровы смотрят на людей печальными глазами.

Доржи зашел в хлев и видит: пала однорогая Пеструха. Он с плачем побежал в юрту. Отец вошел в хлев, постоял, покачал головой, потом принес волосяную веревку, привязал за шею коровы и потащил. Пеструха и мертвая не хочет уходить из хлева: упирается ногами, единственным рогом раздирает снег и землю. Отцу помогают Бадма и Харагшан. Доржи отвернулся…

Пеструху забросали снегом. Ветер с упрямым злорадством сдул его. На еще теплом боку коровы растаяли снежинки… Банзар, так и не сказав ни слова, вернулся в юрту вместе с Цоли. На дворе остался Доржи. Он не может уйти от Пеструхи, ведь целое лето он пас ее в степи вместе с Сашей.