Доржи, сын Банзара

— Можно было выхлопотать больше. Но зачем? Если все станут грамотеями, кто будет пасти наших коров? Кто для нас сено будет косить? Я все продумал: одного посадим в Верхнеудинске — в земском суде, второго — поближе к губернатору… Здесь, в Кяхте, тоже своя голова нужна… Присмотрел я место и для остальных, только помолчу пока. К каждому из них протянем веревку, а в нужную минуту — дерг одного, дерг другого..

— Хорошо придумал, тайша.

— Я всегда хорошо придумываю, Чимит. Я хотя и старая лиса, но зубы у меня пока не затупились.

Друзья снова засмеялись. Тайша наполнил рюмки.

— Ну, выпьем по русскому обычаю: за здоровье будущею чиновника Цокто Чимитова.

Чимит Гармаев сразу же налил еще.

— А теперь — за упокой Еши Жамсуева. — Он поднял рюмку, посмотрел на свет: — Хороший коньяк… И магазейной мукой не пахнет!

Тайша махнул рукой.

— Э, к чему вспоминать старое, позабытое…

Оборванный мальчуган завел в трактир слепого старика в темных очках. Тот остановился у порога, поклонился на все четыре стороны. Достал скрипку и смычок.

— Что это за старик?

— Слепой Соломон, нищий.

Старик не успел провести по струнам смычком, как подскочил половой и вытолкал его на улицу. В зале заиграла шарманка.

За соседним столиком кто-то стал хвалиться, что он хороший плотник: «Меня все подрядчики знают». За другим столом здоровый детина вытянул огромные свои ручищи:

— Люди… Люди добрые, почему никто не ценит эти руки?

Парень с размаху ударил кулаком по столу. Зазвенели рюмки. Откуда-то появились городовые, подхватили его под руки и потащили. Парень не сопротивлялся.

— Это он нарочно сделал, чтобы переночевать в участке. Ему, наверно, жить негде, — пояснил Чимит Гармаев.

«БУРЯ МГЛОЮ НЕБО КРОЕТ»

Уроки в школе отменены, в классах полы чисто вымыты, пятна на партах соскоблены. На окнах висят занавески до того белые, что так и хочется забрызгать их чернилами. На школьном дворе пылища, словно верблюжий караван прошел. Это тридцать старшеклассников уездного училища идут с метлами через двор, не оставляя ни клочка бумаги, ни одной соринки.

Доржи вспоминает: в канун сагалгана так же бывает. Метут вокруг юрт, чистят навоз из-под коров, лед с речки возят — воду запасают, чтобы в дни праздника свободнее быть. У кого нет нового халата, просят на время у соседей. Отец с матерью надевают все лучшее, выходят из юрты, брызгают на все стороны чаем. Перед божницей горят светильники, дымится ладан — ведь в день сагалгана, на рассвете, всех людей обойдет добрый бог. Как его зовут? Доржи забыл. Этот бог дарит каждому человеку по одному году возраста, благословляет, чтобы до следующего сагалгана все жили спокойно.

Но сейчас ведь не сагалган, и русского праздника вскорости не предвидится, а вон какая суета. И завтра ведь не добрый бог будет обходить школу, а, может быть, сердитый помощник директора всех училищ Иркутской губернии. Возраста он, однако, никому не прибавит… Хотя бы лишнюю пятерку в журнале подарил, сказал бы: «У этого Доржи пусть будет по арифметике пятерка вместо двойки».

Каков же сам директор училищ, если его помощника даже смотритель так боится?

После обеда всех учеников выстроили во дворе в круг. По кругу прохаживаются смотритель и Бимбажапов. Похоже, что они играют в кошки-мышки, игру русских ребят. Смешно даже: Уфтюжанйнов — кошка, Бимбажапов — мышка. Вот-вот побежит смотритель за Бимбажаповым.

Уфтюжанйнов проверяет, чистые ли у учеников руки, в порядке ли одежда. Многим велит получить новые куртки, брюки. Тем, у кого синяки и ссадины, велит даже на школьный двор в эти дни не выходить. А те и рады. Доржи обидно: когда надо, даже синяка нет. Пошел бы на целый день к Орловым играть с Сэсэгхэн.

А накормили-то как вкусно! Почему каждый день не приезжает этот помощник директора? Хорошо было бы! Ходили бы сытые, нарядные.

Смотритель приготовил для гостя самую лучшую комнату в своем доме. Ее обставили так, будто тот приедет на целый год.

Ничего, кажется, не забыли — в классах чисто, собак в дальний угол привязали, чтобы не тревожили.

Уфтюжанйнов устал. Домой пришел поздно, поел плохо, без удовольствия. Все ли сделано? Кажется, обо всем позаботились. И письмо о злонамеренном поведении Светлова заготовлено. Николай Степанович усмехнулся; «Молодец Илья Ильич. Талант. Написал язвительно и с достоинством».

Ученикам войсковой школы не дают покоя разные догадки и предположения.

— Конечно, смотритель его боится.

— Даже уроки отменил.

— Как же не бояться, когда это самого директора помощник.

— Страшный, однако.

Ученики решают: он должен быть похож на царя — с золотыми кистями на плечах, с широкой лентой через всю грудь, в орденах. Ведь на портрете царь такой.

— Посмотреть бы поближе.

— Послушать, что скажет…

— Придет ли к нам?

Учителя тоже встревожены, хотя и стараются не показать этого. Зачем в самом деле помощник директора пожаловал в училище? Из-за малого дела не приехал бы… По поручению самого директора, конечно. Может, этот выскочка Светлов накляузничал, расписал, что все у них устарело, что детей плохо учат. Если так, надо всем стоять друг за друга.