Доржи, сын Банзара

Как нарочно, на дороге попалась ямка. Телега едва не опрокинулась. Кадушка покатилась с воза по дороге, оставляя за собой белую ленту арсы. Остановились. Банзар бросил на телегу пустую кадушку, выругал Доржи и сдернул его с воза. Доржи не успел даже заплакать.

Теперь Бадма восседает на телеге. Доржи забрался на коня. На коне, конечно, спокойнее. Только сидеть больно — не зажили ссадины после скачек.

Но вот наконец и зимники. Распрягли коня, на длинной веревке привязали теленка, накосили сена корове.

Соседи уже выкосили свои зимники. Теперь косят на просторном зимнике Мархансая, женщины и дети сгребают сено в кучи. Только покос Банзара стоит нетронутый. Саранча и кузнечики от соседей перебрались сюда. Такой треск и шум — оглохнешь… Сыновья повели поить коня к канаве, Банзар начал косить вокруг телеги.

Прибежала Хоройшо, улеглась под телегой. Она помахивает хвостом, сыто щурится, облизывается, морда вымазана арсой — наелась, видать, досыта. Бадма занялся чаем. Надо было зарезать барана, Харагшан сбегал за Эрдэмтэ.

Эрдэмтэ пришел вместе с женой. Когда баранью тушу разрубили на части и повесили в амбаре, Эрдэмтэ устало опустился рядом с Доржи и спросил:

— Ты что на меня так смотрел, пока я с бараном возился?

— Я давно, Эрдэмтэ-бабай, хотел вас спросить. Вы говорили, что животных любите, из дерева их вырезаете. А сами ходите к людям скот колоть. И вам не жалко?

— Как не жалко, Доржи, очень жалко. Иной раз рука не поднимается. А что делать? Детям и Димит надо кусок мяса принести, самому поесть надо…

У Доржи сжалось сердце, как в тот раз, когда Эрдэмтэ рассказал о красках Жарбая.

В это время к костру подошел сосед Степан. Доржи много раз видел его в кузнице Холхоя. Рядом с ним мальчик — ростом поменьше Доржи, коренастый. Глаза синие, на носу и щеках пятнышки, как капли ржавой болотной воды… Но самое удивительное — голова: будто кто-то вылил на нее расплавленное золото, так и блестит! Мальчик тоже внимательно рассматривает Доржи. Увидел книгу и что-то сказал своему отцу. Степан ответил и кивнул на Доржи.

— Папа, о чем он?

— Говорит, что и у него есть книги.

— А его отец что сказал?

— Если ты хочешь учиться по-русски, можешь заниматься вдвоем с его сыном. Он уже по букварю читает…

Степан скрутил цигарку, прикурил и подал Эрдэмтэ. Тот похвалил табак. «Крепче, чем араки у иной хозяйки». Димит стала варить мясо. Бадма нарвал и накрошил дикого лука. Димит налила кровь в бараний желудок, приправила диким луком, солью, мелко нарезанным жиром, затем перевязала и опустила, в чугун.

Доржи узнал, что соседского мальчика зовут Саша и что ему девять лет.

Мальчики стали играть, собирать бабки, кормить зерном голубей. Голуби сидят на крыше амбара, кружатся на одном месте, кланяются и повторяют: гур-гур, гур-гур.

А потом все уселись у костра на мягких душистых кучах сена. Перед Степаном и Сашей поставили деревянную тарелку, полную баранины. Ели с аппетитом. Степан Тимофеевич похваливал «горячую бурятскую колбасу».

Димит подоила Пеструху, вскипятила чай. Когда она и Эрдэмтэ собрались уходить, Банзар отрезал им мяса:

— Сварите ребятам.

— Дай-ка мне косу, Банзаря попробую, — попросил Степан Тимофеевич. Он встал, поплевал на ладони, легко пошел по прокосу.

— А ведь не разучился! — весело крикнул он Банзару. — Докошу вон до того камня — руки истосковались.

Когда Степан отдал Банзару косу, тот похвалил:

— Твердая, видать, у тебя рука, сосед.

— Пожалуй, так. — Степан присел, закурил. — Только теперь не коса, молот меня кормит. А раньше косил… Ох, как мы с батькой косили! Батька-то уже в годах был, а поддразнивал меня: «Ну-ка, сынок, потягаемся. Не отставай от отца!» После такой работы будто живой воды напился, силы прибывают. Да… Здесь так не косят… Кому коса не позволяет, у кого из-за харчей силенка слаба. Да и травы такой нету… Вон, гляди, покос Ухинхэна. Трава — как усы у кота после драки, пересчитать можно. Да и у других соседей тоже. Холхой хорошо сказал: «Мой покос, говорит, подолом халата накрыть можно».

— Верно, сосед, — кивнул головой Банзар. — А в засуху совсем плохо… — Он помолчал, потом спросил: — Видал, как Балдан косит?

— Как же! Он может…

— А ты себе уже накосил? — спросил Банзар.

— Мне покоса не дали. Зайсан говорит: «Зачем тебе, две козы — не отара». По канавам да по болотам придется собирать траву.

Степан Тимофеевич с Сашей ушли поздно.

Доржи, засыпая, упрекнул отца:

— Почему ты не научил меня говорить по-русски?

А тот даже не расслышал вопроса, сидит, думает о чем-то. О чем он? Наверно, о сене. У Мархансая вон сколько накошено, отсюда видно — кучи, копны, толстобокие стога… А у них трава еще живая стоит.

Сквозь сон Доржи слышит говор, редкие всплески смеха, однообразный свист кос. Доносится мычанье Пеструхи. — Ясно слышится, как петух соседа Степана сердито жалуется на бессовестного павлина. Доржи знает, почему петух сердится. У петуха был пышный красивый хвост. Павлин занял его на один день, чтобы слетать в гости, и не отдает. С тех пор петух каждый день кричит: «Тугас-шубуун, су-лым а-сыш!» (Павлин-цтица, верни мой хвост!)