Доржи, сын Банзара

…Раннее утро. На траве поблескивают скудные капельки росы, будто сиротские слезы. Еще не слышно трескотни кузнечиков, лишь назойливо гудят длинноногие комары. Косари начали от изгороди, от кучи белых камней. Первым идет Ухинхэн, широко и легко взмахивая косой. Задним Дагдай — коса будто сама тянет его вперед. Следом Эрдэмтэ — точно плывет по высоким зеленым волнам. За ним Холхой. Лицо у него сосредоточенное, какое бывает, когда он работает в кузнице. Позади Холхоя вытянулись в ряд остальные — каждый знает свое место.

Дружно свистят косы. Косари не разговаривают, не останавливаются покурить. Кажется, что они увлеклись красивой игрой — спешат попасть на другой конец покоса. Все следят за взмахом кос, будто встревожены мыслью: вдруг косы оторвутся от земли и улетят, как легкокрылые птицы. Рубаха у Эрдэмтэ порвалась, голую спину кусают комары. Он подвигал лопатками и опять косит и косит. Отгонять комаров некогда, он ведь пришел помогать семье Аюухан. Изувеченная рука не слушается, но Эрдэмтэ не дает молодым обогнать себя.

Пришел восемнадцатый. Это Балдан. Никто в Ичетуе не сравнится с ним в мастерстве косьбы. Он подошел к Ухинхэну, поздоровался. Тот приветливо ответил и оглянулся назад. Все поняли без слов. Ухинхэн уступил свое место Балдану, сам встал на место Дагдая. Дагдай передвинулся дальше. Все семнадцать человек поменялись местами. Большой, неповоротливый Балдан встал впереди. Он приловчился и взмахнул косой.

Коса у Балдана неудобная, тяжелая и до того тупая, что ею и клочка травы, кажется, не срежешь. Балдан же машет ею легко, уверенно шагает по широкому прокосу. Улусники смотрят на могучую спину Балдана — кто с гордостью, кто с завистью, кто с удивлением. «Иметь бы такого сына!» — думают те, у кого нет сыновей. «Иметь бы такого зятя!» — думают отцы дочерей-невест. Нежнее всех думает о Балдане Жалма.

— Еши, тебя девушки обогнали!

— Хоть бы они покурить остановились! — шутливо жалуется Еши.

Косари заворожены звонкой музыкой кос. Они чувствуют приятную усталость в руках, солоноватый запах пота, смешанный с ароматом степных цветов и свежего сена… Сено! Есть сено — значит скот перенесет суровую зиму. Кончилось сено — придет конец и скоту. Сено — все: и скот, и молоко, и деньги…

Сено тяжелыми волнами ложится за косарями. Ребята с шумом и смехом возятся на скошенной траве. Свист кос что-то напоминает Доржи, но он не может сразу вспомнить, что именно. Мальчик напрягает память — и вдруг вспомнил! Женщины бьют шерсть. Гибкие прутья со свистом опускаются на белые кучи шерсти… Только лица косарей совсем другие, веселые, они ведь не на Мархансая работают.

А если закрыть глаза, в ушах начинает звучать песня. Доржи ее никогда раньше не слыхал, она родилась сейчас, в его сердце. Вот затянул Балдан, песню подхватили Ухинхэн, Эрдэмтэ, Холхой. Теперь все восемнадцать человек Поют:

Приятно косить травуОстрой быстрой косой.

И сразу же раздается дружный припев:

Приятно, приятно, приятно.

Но ведь на самом деле никто не поет. Почему? «Может быть, мужчинам не подобает петь? — думает Доржи. — Может, они песен не знают? Нет, дядя Хэшэгтэ говорил, что каждый человек знает хорошую песню. Но одному негде петь, другому некогда, а третьему — некому».

Косари идут дружно, как дети одной матери. Доржи кажется, что когда они закончат работу, мать нальет всем своим восемнадцати сыновьям по чашке молока, угостит саламатом. Седой отец, мудрый, как Борхонок, погладит их вспотевшие головы и скажет: «Молодцы, дети, мои!..» А потом будет большой праздник.

На краю покоса дымит костер. Затагархан и Тобшой пекут в золе лепешки, кипятят полный чугун чая… Костер остался позади косарей. Не сговариваясь, они выкосили участок Сундая, перешли межу зимника Дагдая. Косы притупились, косарей томит жажда, ноют руки, но никто не бросает работу.

Мархансай без шапки, без пояса еще издали кричит:

— Эй, дуры! Что вы здесь делаете? Что, вам работать негде?

Дулсан и Жалма молча посмотрели друг на друга и зашагали прочь.

— И ты, Балдан, отправляйся на мой зимник. Слышишь, что говорю? — орет Мархансай и топчет конем свежее сено. — Оглох, что ли, Балдан? — еще громче кричит Мархансай. — Сейчас же уходи отсюда…

— Пока не кончим косить, не уйду, — спокойно отвечает Балдан.

Мархансай трясет бичом, брызжет слюной:

— Все мне должны, всех в кулаке держу! Я вам припомню, что для меня клочка травы еще не срезали, а здесь косить время нашли!

Мархансаю не отвечают. Косы свистят еще дружнее. Он ищет, на ком бы сорвать зло. Доржи слышит, как, поравнявшись с Еши, Мархансай говорит:

— Где не нужно, и ты, оказывается, мастер косить. А я думал, только на хуре скрипеть умеешь…

Но вот работа закончена. Все подошли к костру, достали свою еду. Тобшой поделила две толстые горячие лепешки, угостила чаем.

— Большое спасибо вам, дорогие соседи, — повторяла она.

Доржи возвращался домой поздно, усталый, нагруженный пустыми туесками, мешочками косарей-соседей.