Доржи, сын Банзара

Мархансай встал, сплюнул зеленую табачную жвачку. У его кривых ног лежала собачонка. Она глянула на хозяина и вдруг затявкала на Эрдэмтэ. Тот надел шапку и понуро вышел. Под мышкой у него пустой мешок. Снег успел замести его следы. У дороги — домик Степана Тимофеевича. Над крышей вьется мирный дымок. Что, если зайти, погреть руки, выкурить трубку?

В избе тепло и чисто, в грязных унтах зайти неловко. Эрдэмтэ поздоровался, взглянул на Степана Тимофеевича, Алену и удивился: лица у них мрачные. Степан Тимофеевич осунулся. «Что у них случилось? — подумал Эрдэмтэ. — Ведь зуд им не страшен. Коров нет, а козы… Если останется хоть одна веточка с корою, козы выживут, им хватит…»

— Садись, сосед, садись.

Эрдэмтэ сел, взял на руки козленка. Тот, тяжелый, теплый, доверчиво лизнул ему руку. Просит, видно, чего-то. Приятно держать его, сытого, кудрявого.

— Сена нету… Совсем беда, — со вздохом проговорил Эрдэмтэ.

— Беда, беда, — тихо подтвердила Алена.

Степан сокрушенно покачал головой.

— И у нас не сладко: хлеб на исходе. «Мархансай вспомнил, что я ему должен, ждать не хочет. «Хоть кузню, говорит, продавай, а долг верни». Кузню продадим, чем кормиться станем?..

Эрдэмтэ слышит и не слышит. В его голове одна мысль: «Где найти сено, где найти сено?..»

— Русский парень шибко мастер… Бурятский парень совсем не мастер…

Эрдэмтэ вытащил свою трубку, постучал ею об угол печи. Степан Тимофеевич протянул ему свой кисет.

— Это неверно. Буряты народ умный, трудолюбивый. Бедность всех заела.

Эрдэмтэ хоть и плохо знает по-русски, а понял, о чем толкует Степан.

— Правда, сосед, бедность.

Степан Тимофеевич тихо переговорил с женой. «Не меня ли осуждают: зашел, пол затоптал…» — забеспокоился Эрдэмтэ.

Алена вышла. За веником, наверное.

Эрдэмтэ все разглядел в избе. Хорошей кровати нет, теплых шуб не видно… У окна склонился над книгой Саша.

— Ваш Сашка, наш Аламжашка беда эбтэй. — Эрдэмтэ правой рукой пожал свою левую, чтобы Степан понял: эбтэй — дружные, неразлучные.

Степан Тимофеевич отсыпал в кисет Эрдэмтэ горсть табаку. В избу зашла Алена, принесла большой, пузатый мешок. Из него торчат зеленые клочки сена. Как оно пахнет! Алена протянула мешок Эрдэмтэ. Тот оторопел.

— Одна корова пропала. Одной корове сена надо. Беда большое спасибо, — проговорил он.

Алена налила в глиняную чашку капустного супу, поставила перед Эрдэмтэ, отрезала ломоть хлеба. Он с удовольствием поел супу, а хлеб не тронул. Степан Тимофеевич пододвинул к нему ломоть; Эрдэмтэ вытер рукой усы, виновато сказал:

— Парень мелкий беда много, — и положил хлеб за пазуху.

Эрдэмтэ вдруг подумал: «Степан может сказать: «Наши козы летом потравили ваше сено. Мы возвращаем тот клочок, из-за которого вы подняли такой шум».

Ой, как нехорошо!» Но Степан Тимофеевич сказал совсем другое:

— Приходите еще, сена больше нет, дадим соломы и капустных листьев. Пришлите Димит — пусть возьмет для ребят картошки.

— Спасибо, большое спасибо.

Эрдэмтэ потряс руки Степана и Алены, погладил золотистую голову Саши.

— Наш Аламжашка, ваш Сашка большой тала будут. Беда эбтэй.

Эрдэмтэ почти бежал к дому.

«Степан сам бедный. А ведь выручил… Не то что Мархансай, богатый сосед… Как отблагодарить Степана Тимофеевича? Пусть его сыновья и внуки в своей долгой жизни не будут знать ни в чем нужды. Пусть всегда у соседа Степана в очаге будет огонь, в мешке мука, в доме счастье».

Димит обрадовалась, что муж пришел не с пустыми руками.

— Я так и думала, что Мархансай-бабай нам поможет…

— Пусть твой Мархасай подавится своим сеном. Это сено Типан дал.

— Степан? Добрый человек… А вы обидели его летом.

— Зачем ты вспомнила, когда он забыл. Типан знает, что я не со зла кричал.

— Может, к Ганижабу сходите? Рассказывают, что он дает сено взаймы. За одну копну осенью нужно отдать семь.

— Десять отдам, лишь бы Пеструху спасти, — обрадовался Эрдэмтэ. — Но как привезти сено?

— Он и коня дает. «Летом, говорит, отработаете».

— Надо идти, — решил Эрдэмтэ.

Корову с трудом завели в юрту. Напоили теплой водой Димит поставила на очаг чугун с мясом, павшего теленка, залатала шубу мужа. Он положил ц сумку кусок мяса. За пазуху спрятал трут и огниво. Ребятишки ссорятся, не могут поделить русский хлеб, который принес отец.

Солнца не видно. Ветер без устали метет снежной метлой, чтобы ни одна травинка не досталась коровам, Эрдэмтэ вышел, крикнул жене:

— Возьми мешок да иди к Типану. Он обещал соломы и капустных листьев дать. Алена обещала картошки. Да мешок, смотри, пустым туда не носи, чтобы беды на них не накликать. Хоть горсть айрсы туда положи.

ЧТОБЫ БЫЛА ТИШИНА

Тыкши Данзанов прискакал в степную думу по срочному вызову. Вдоль стен уже сидели на скамьях девять зайсанов из девяти родов. Вскоре вошли Ломбоцыренов и Бобровский. Все встали. Некоторые низко поклонились.

— Садитесь, — на ходу проговорил тайша, прошел к своему креслу.

— Вы знаете, зачем мы вас вызвали?

Тайша помолчал, оглядел зайсанов. Те задвигались на своих местах.