Достоевский. Энциклопедия

Позже он изобразил Тверь в романе «Бесы» под видом мрачного и вздорного безымянного провинциального городка, в котором разгулялись «бесы», а некоторые реальные лица, связанные с Тверью, послужили прототипами героев романа — Тихон Задонский, М. А. Бакунин, губернатор П. Т. Баранов, его супруга А. А. Баранова, чиновник при губернаторе Н. Г. Левенталь…

Тиблен Николай Львович

(1825 — после 1869)

Издатель, типограф. Достоевский познакомился с ним в 1860 г. на заседаниях Литературного фонда, и между ними возникли довольно дружеские отношения, они общались, переписывались, Тиблен с женой Тиблен Евгенией Карловной посещал литературный кружок братьев Достоевских. Писатель просил Н. Н. Страхова в письме из Парижа от 26 июня /8 июля/ 1862 г.: «Передайте мой поклон добрейшему, милому Тиблену (которого, я не знаю за что, я как-то стал любить в последнее время) и милой, бесконечно уважаемой Евгении Карловне. Как её здоровье?..» С 1864 г. в типографии Тиблена печаталась «Эпоха».

Известно 4 письма Тиблена к Достоевскому (1861–1863), письма писателя к Тиблену не сохранились.

Тимковский Константин Иванович

(1814–1881)

Петрашевец, отставной флотский офицер, чиновник Министерства внутренних дел. Он жил в основном в Ревеле и сравнительно редко посещал собрания у М. В. Петрашевского. На одной из «пятниц» в конце 1848 г. Тимковский произнёс речь об учении Ш. Фурье и предлагал начать подготовку к организации фаланстер в России. Достоевский в своих «Объяснениях и показаниях…» рассказал об этом выступлении и, верный тактике затушёвывания роли своих товарищей в «заговоре», подчеркнул: «…Тимковский показался мне совершенно консерватором и вовсе не вольнодумцем. Он религиозен и в идеях самодержавия. Известно, что система Фурье не отрицает самодержавного образа правления…» [ПСС, т. 18, с. 152] Тимковского арестовали в Ревеле, вместе с другими петрашевцами он был выведен на эшафот 22 декабря 1849 г. (и, по воспоминаниям

Д. Д. Ахшарумова, был единственным, кто подошёл в тот момент к священнику на исповедь), а по окончательному приговору попал в арестантские роты.

Задумывая в 1860 г. переделать повесть «Двойник», Достоевский хотел описать в ней «пятницы» Петрашевского и ввести Тимковского в число персонажей «как приезжего». Тимковский отчасти послужил прототипом Кириллова в «Бесах».

Тимофеева Варвара Васильевна

(1850–1931)

Писательница (наиболее частый псевд. О. Починковская), автор повести «Идеалистка», романов «За себя и за других», «У чужих алтарей» и др. произведений, в том числе и сборника «Очерки прошлого» (заслужившего похвалу Л. Н. Толстого

). В первой половине 1870-х гг. работала корректором в типографии А. И. Траншеля, где печатался «Гражданин». Оставила об этом воспоминания «Год работы с знаменитым писателем» (ИВ, 1904, № 2). Мемуары Тимофеевой полны подробностей как о внешней стороне жизни писателя того периода, так и его внутреннем мире, мыслях, планах, заботах, замыслах, ибо Достоевский, судя по всему, почувствовал доверие к молодой умной девушке, «мечтающей о литературе». В первый раз она увидела Достоевского таким: «С трепетным замиранием сердца ждала я. Вот-вот, сейчас, сию минуту войдёт сюда знаменитый автор “Бедных людей” и “Мёртвого дома”, творец “Раскольникова” и “Идиота”, войдёт — и что-то случится со мной небывалое… новое, после будет совсем уж не то, что теперь.

Но никто не входил. И уже долго спустя, когда я почти перестала думать об этом, из комнат слева вышел Траншель вместе с невысоким, среднего роста, господином в меховом пальто и калошах, и оба остановились подле меня у бюро, разговаривая между собою, то есть один задавал короткие и отрывистые вопросы, а другой так же коротко отвечал на них.

Господин в пальто говорил тихим, глухим, как бы расслабленным голосом. Он спрашивал, когда здесь бывает князь М<ещерский>, когда выходит нумер и когда приступают к набору следующего.

Один раз я решилась поднять на него глаза, но, встретив неподвижный, тяжёлый, точно неприязненный взгляд, невольно потупилась и уже старалась на него не смотреть. Я угадывала, что это Достоевский, но все портреты его, какие я видела, и моё собственное воображение рисовали мне совсем другой образ, нисколько не похожий на этот, действительный, который был теперь предо мною.