Достоевский. Энциклопедия

Основатель картинной галереи в Москве, получившей впоследствии его имя. В письме к Достоевскому от 31 марта 1872 г. Третьяков писал: «Я собираю в свою коллекцию русской живописи портреты наших писателей. Имею уже Карамзина, Жуковского, Лермонтова, Лажечникова, Тургенева, Островского, Писемского и др. Будут, т. е. заказаны: Герцена, Щедрина, Некрасова, Кольцова, Белинского и др. Позвольте и ваш портрет иметь (масляными красками)…» [ЛН, т. 86, с. 120] Достоевский ответил согласием и заказ исполнил художник В. Г. Перов — портрет этот стал шедевром русской портретной живописи и самым проникновенным изображением писателя. Лично Достоевский встретился-познакомился с Третьяковым и его женой Третьяковой Верой Николаевной (1844–1899) на Пушкинских торжествах в Москве 1880 г., после чего они обменялись дружескими письмами. Третьяков присутствовал на похоронах писателя и о своих чувствах-мыслях в связи с этим написал художнику И. Н. Крамскому

5 февраля 1881 г.: «На меня потеря эта произвела чрезвычайное впечатление <…>. В жизни нашей, т. е. моей и жены моей, особенно за последнее время, Достоевский имел важное значение. Я лично так благоговейно чтил его, так поклонялся ему, что даже из-за этих чувств всё откладывал личное знакомство с ним <…>. Много высказано и написано, но сознают ли действительно, как велика потеря? Это, помимо великого писателя, был глубоко русский человек, пламенно чтивший своё отечество, несмотря на все его язвы. Это был не только апостол, как верно вы его назвали, это был пророк; это был всему доброму учитель; это была наша общественная совесть» [Там же, с. 128].

^{П. М. Третьяков}

Тришин Иван Родионович (Ларионович)

Петербургский ростовщик, с которым Достоевский имел дела в 1870-е гг. Сохранилось 5 расписок писателя Тришину и 2 письма ростовщика к Достоевскому. Имя Тришина упоминается в переписке писателя тех лет.

Троицкий Иван Иванович

«Главный лекарь» военного госпиталя в Омске. Достоевский, отбывая каторгу в Омском остроге, стремился почаще попадать в госпиталь, где во многом благодаря Троицкому ему удавалось отдохнуть, подлечиться, подкормиться и даже вести записи в «Сибирской тетради». Достоевский, не называя Троицкого по имени, писал о нём в «Записках из Мёртвого дома»

(во 2-й части гл. «Госпиталь»): «Старший доктор хоть был и человеколюбивый и честный человек (его тоже очень любили больные), но был несравненно суровее, решительнее ординатора, даже при случае выказывал суровую строгость, и за это его у нас как-то особенно уважали. Он являлся в сопровождении всех госпитальных лекарей, после ординатора, тоже свидетельствовал каждого поодиночке, особенно останавливался над трудными больными, всегда умел сказать им доброе, ободрительное, часто даже задушевное слово и вообще производил хорошее впечатление…»

Сохранились воспоминания, что Троицкий и его жена Троицкая Мария Николаевна даже посылали домашние обеды Достоевскому и С. Ф. Дурову в госпиталь.

Трутовский Константин Александрович

(1826–1893)

Товарищ Достоевского по Главному инженерному училищу; художник, автор самого раннего, единственного портрета молодого писателя (1847) и «Воспоминаний о Достоевском» (1893). В его мемуарах особенно интересен словесный портрет Достоевского в пору его учёбы в училище: «В то время Фёдор Михайлович был очень худощав; цвет лица был у него какой-то бледный, серый, волосы светлые и редкие, глаза впалые, но взгляд проницательный и глубокий.

Во всем училище не было воспитанника, который бы так мало подходил к военной выправке, как Ф. М. Достоевский. Движения его были какие-то угловатые и вместе с тем порывистые. Мундир сидел неловко, а ранец, кивер, ружьё — всё это на нём казалось какими-то веригами, которые временно он обязан был носить и которые его тяготили.

Нравственно он также резко отличался от всех своих — более или менее легкомысленных — товарищей. Всегда сосредоточенный в себе, он в свободное время постоянно задумчиво ходил взад и вперед где-нибудь в стороне, не видя и не слыша, что происходило вокруг него.

Добр и мягок он был всегда, но мало с кем сходился из товарищей. Было только два лица, с которыми он подолгу беседовал и вёл длинные разговоры о разных вопросах. Эти лица были Бережецкий и, кажется, А. Н. Бекетов. Такое изолированное положение Фёдора Михайловича вызывало со стороны товарищей добродушные насмешки, и почему-то ему присвоили название “Фотия”. Но Фёдор Михайлович мало обращал внимания на такое отношение товарищей. Несмотря на насмешки, к Фёдору Михайловичу вообще товарищи относились с некоторым уважением. Молодость всегда чувствует умственное и нравственное превосходство товарища — только не удержится, чтоб иногда не подсмеяться над ним…» [Д. в восп., т. 1, с. 172]