В свете психоанализа текста «Двойника» Голядкин до сих пор рассматривается практикующими психоаналитиками как выдающийся случай клинической психопатологии. Так, к примеру, один из современных практикующих психоаналитиков Л. Монне Дао рассматривает феномен двойника Достоевского как отличную иллюстрацию рефлексивно-восстановительной и персекуторной функции в контексте параноидального психоза латентной гомосексуальности (2013)[377]
. Психоаналитики лакановской ориентации супруги Розин и Робер Лефор, работающие в основном с детьми, в книге «Определение аутизма» (2003)[378] рассматривают составляющую двойника как главную в структуре аутизма и также утверждают, что Достоевскому как никакому другому автору удалось описать эту структуру, хотя речь идет об ином типе психопатологии. Главной отправной точкой в определении аутизма для них является фундаментальное лакановское понятие Другого, а основными составляющими его структуры — насилие и разрушение, радикальное отсутствие Другого (для ребенка, то есть бессловесного — infans — это фигура взрослого, но взрослого, вписанного в символический порядок языка, носителя истории, инвестирующего в ребенка проекты, ожидания, желания, превращая его в существо, которое будет его продолжать или дополнять), а также отсутствие объекта влечения, отсутствие зеркальности, отсутствие сексуальности (как чувства принадлежности к тому или иному полу). В этой интерпретации Голядкин-младший является «реальным двойником Голядкина — мелкого чиновника, невзрачного и пассивного, скромного, глупого и честного, которого он встречает как-то вечером на мосту в Санкт-Петербурге»[379]. Этот дубль является его интегральным двойником, его зеркалом в реальном, вместе с тем — противоположностью в характере. Он выглядит циником, карьеристом, зубоскалом, льстецом и злодеем, постепенно вытесняя и уничтожая Голядкина, унижая в глазах его начальства и обращая в состояние скорбной тени. Плохой уничтожил хорошего: Голядкин стал вечным чужаком, персоной нон грата, которая замыкается в своем одиночестве, а затем впадает в безумие. Эти два примера обращения к «Двойнику» практикующими психоаналитиками наглядно свидетельствуют о том, насколько могут быть индивидуальны прочтения одного и того же текста применительно к проблематике исследования той или иной психопатологии.Психоаналитическое прочтение личности Голядкина как параноидальной личности нашло отражение в ряде компаративных исследований литературных текстов, развивающих тему «двойника». В 1996 году эта тема была предложена на общенациональный конкурс по специальности «Современная литература» (Lettres modernes) на основе четырех текстов классической литературы: «Удивительная история Петера Шлемиля» Шамиссо, «Двойник» Достоевского, «Орля» Мопассана и «Отчаяние» Набокова. В информационном бюллетене о конкурсе текст Достоевского предлагался в серии «Folio» издательства «Галлимар» и предварялся статьей знаменитого слависта М. Кадо в качестве вводного анализа повести[380]
.В своей трактовке «двойника» Кадо следует интерпретациям Ранка и Фрейда, а также ссылается на российского невролога и психиатра Н. Осипова, который в свое время представил Голядкина-младшего как «совершенный пример психопатической проекции». Что касается Голядкина-старшего, Кадо утверждает, что его драма заключается в том, что, чувствуя себя полностью уничтоженным в социальном плане, не найдя себе того места в обществе, на которое он надеялся, он и
создаст себе двойника, который, наконец, позволит ему стать кем-то, замещенное Я, которое позволит ему жить в ожидании вновь обрести свое единство, свою идентичность[381]
.Таким образом, Кадо прочерчивает некий психоаналитический маршрут прочтения (паранойя, бред, галлюцинаторные проекции, мания преследования, маниакальный поиск отца, старшего по иерархии, навязчивый гомосексуальный фантазм) повести в последующих компаративных исследованиях.