— Ничего не может быть! — слабо закричал я. — У меня никогда не было никакого пистолета, я не держал его в руках и не стрелял из него в Аббаса Эскерова. Это бред, сон, какая-то фантастическая мистификация!
Ведецкий молчал, несколько секунд я слышал только тишину на другом конце провода.
— Но алиби у вас, надо полагать, нет, — мрачно не то спросил, не то констатировал адвокат.
— Нет, — подтвердил я. — Вечером накануне убийства мы с женой повздорили, и я под ночь уехал на дачу. Никакой охраны или дежурного у нас там нет. Так что, полагаю, никто меня не видел, и что я приехал и не выезжал, удостоверить не сможет. Что я всю ночь провел в своей постели, подтвердить тоже, к сожалению, некому.
В ответ адвокат выдал новую порцию молчания.
— Я верю вам, — наконец, откликнулся он. — Мне обязательно нужно было услышать все это от вас, потому что, исходя из улик, обвинения против вас более чем серьезны. И если бы я не знал вас столько лет, мне было бы тяжело с ними не согласиться. К счастью, я хорошо вас знаю, поэтому будем исходить из того, что вас мастерски подставили. Пистолет вам подбросили, предварительно перенеся на него ваши отпечатки. Нет предположений, кто мог бы иметь на вас такой зуб, чтобы это все придумать, организовать и выполнить? Машину во дворе никому не царапали? Громко музыку по ночам не слушаете?
При всей катастрофичности ситуации я не выдержал и нервно засмеялся.
— Вроде, нет. Так что кто бы это мог быть, даже не представляю.
— Подумайте, — посоветовал Ведецкий, — подумайте хорошенько. Дыма без огня не бывает, кому-то вы сильно наступили на хвост. Не думаю, что возможных вариантов может быть много.
— Может быть, мне лучше все-таки вернуться? — спросил я Ведецкого. — Ну, потихоньку, без афиши, разумеется. Думаю, в Москве у меня было бы больше возможностей…
— Не вздумайте! — перебил меня адвокат. — Уверен, вас уже объявили в федеральный розыск, это сейчас быстро делается. Это означает, что вы будет в базе данных на любой таможне, самолетом ли вы полетите, поедете ли поездом или на машине. Вас арестуют сразу же по пересечении границы. Разве что, как Владимир Ильич, пешком по льду Финского залива. Но не сезон нынче, лед тонкий.
— А здесь они меня не достанут, часом? — ощущая нехороший холодок в груди, спросил я Ведецкого. — Международный розыск, Интерпол и прочее?
— Так быстро — нет, — успокоил меня адвокат. — Процедура объявления подозреваемого в международный розыск, к счастью, гораздо сложнее, чем в случае с розыском внутрироссийским, и требует гораздо больше времени. Так что на какое-то время там, где вы сейчас, вы в безопасности.
Условившись, что Ведецкий будет «держать руку на пульсе» моего дела и немедленно обо всем меня информировать, распрощались, договорившись в любом случае созвониться в понедельник. Закончив разговор, я так и остался сидеть на кровати, безвольно опустив руки между коленями. Нужно было думать, откуда на меня в добавку ко всем прочим свалилась еще и эта огромная, неподъемная проблема, но мыслей не было совсем. В голове бесконечной заезженной пластинкой крутилась одна-единственная фраза из глупого старого анекдота: «Все, Петька, приплыли!» Не знаю, сколько времени я просидел бы в состоянии гроги, но, к счастью, вернулась в номер Марина. Не просто вернулась, а ворвалась, как ураган.
— Ты чего сидишь? — закричала она с порога. — Давай, собирайся, поехали!
Я поднял на жену голову, совершенно не понимая, куда надо ехать? Да еще так срочно?
— Домой, поехали домой! — разъяснила, поняв мой немой вопрос Марина. — Кир с Лизой ждут внизу.
Маринино разъяснение понимания ситуации мне не прибавило. Вроде бы, был разговор, что Кириллу необходимо остаться здесь, дождаться суда, получить свои законные полтора года условно, после чего со спокойной совестью поехать домой. Поэтому Маринино заявление об отъезде представилось мне более чем странным.
— Неужели ты думаешь, что я оставлю ребенка на растерзание какому-то непонятному жрецу местной фемиды? — в ответ на высказанное мной изумление с пафосом воскликнула Марина. — А если что-то сорвется, и Киру впаяют не условно, а неусловно? Как говорится, заключат под стражу прямо в зале суда? Что тогда?
— Но Николай Николаевич, вроде, гарантировал? — в замешательстве возразил я. — Ты же сама говорила?
— Да, я говорила! — уперев руки в боки, воскликнула Марина. — Пока не раскинула мозгами. Скажи, ты заявлениям Николая Николаевича веришь? Я — нет. Вот ты можешь, как честный человек, поручиться, что уверен в обещанном исходе, основываясь на слове продажного хохлятского мента?
— Н-нет, — честно ответил я.
— Ну вот и я н-нет, — передразнила меня Марина. — Что делать, если что? Требовать возврата денег? Так ведь самое интересное, что не отдадут ведь, козлы!
— Да, чертовски было бы обидно! — не без черного юморка согласился я. — Но представь, что Украина отправит-таки запрос на экстрадицию, а наша сторона решит его удовлетворить? И поедет Кир через год или два отсиживать свою полтораху. Это не обидно будет?