Дотянуться до моря

Вторым камнем преткновения, безусловно, не усилившим Маринины ко мне чувства, был Кирилл. Образец женской преданности венчаному мужу, суженому, жены декабристов, пойдя за супругами в Нерчинскую каторгу, потеряли не только титулы и богатство. Вместе со всей прежней жизнью они потеряли и детей, ведь взять их с собою в Сибирь им не было дозволено. Не это ли — истинная любовь женщины к мужу, мужчине своему, любовь без оглядки, без завета, без оговорок? Любила ли когда-нибудь и — паче чаяния — любит ли до сих пор меня моя жена с точки зрения столь высокой планки? Не знаю, не уверен. Наши внутрисемейные отношения с сыном были очень сложными. Марина внешне правильно и бурно реагировала на все его фокусы, но они ни на йоту не меняли ее по-матерински всепрощающего отношения к нему. Я же с того момента, как стало ясно, что Кириллова манера выкидывать фортели — это устойчивая и восходящая тенденция, моя отцовская любовь к сыну пошла по нисходящей. Марина это знала, видела, понимала, что ничего с этим поделать не может, и страдала. И чью сторону она заняла бы, если бы пришлось, как декабристским женам, выбирать, я не знаю. Но не жестоко ли требовать от женщины, совмещающей звания жены и матери, выбора между предметами своей любви? Думаю, жестоко, да и нужды такой, слава Богу, нет. Да и вправе был бы я, требуя такого от женщины, чье отношение к себе самому, кроме как безупречным, назвать нельзя? Особенно учитывая свой собственный «послужной список»? Думаю, тоже — нет. В общем, любит, не любит, — сложно это все, неоднозначно, а кто в этом точно разобрался, и все в деталях про это знает — извольте катиться к чертовой матери!

Знакомая «пятерка» показалась в моем зеркале заднего вида в ту самую секунду, когда я начал не на шутку волноваться долгим, больше полутора часов, ее отсутствием. Я напрягся, но сразу облегченно вздохнул, потому что из машины выпорхнула Марина, приветливо, как старой подружке, помахала кому-то в салоне, и чуть не бегом направилась к «Субару». Я предупредительно открыл ей дверь, и Марина с размаху плюхнулась на сиденье, ее лицо светилось счастьем.

— Все, сделка заключена! — воскликнула она. — Они взяли деньги, при мне порвали протоколы с Кировой подписью, и Николай Николаевич позвонил, чтобы составляли новые, по другой статье.

— Что значит новые? — нахмурился я. — Я так себе понимал, что протоколы должны были порвать и все, файл клоусд. Разве не так?

— Немножечко не так, — сделала нырок головой Марина, видимо, показывая, какой сложный путь предстоит делу, прежде чем быть окончательно закрытым. — Поехали в гостиницу, я по дороге все расскажу.

— А Кир? Он что, не с нами? — встревожился я. — Так они его отпустили, или нет?

— Отпустили, успокойся, — махнула рукой Марина. — Ему сейчас оформляют подписку о невыезде, потом он встречает Лизу поездом из Казантипа, и они оба приедут в гостиницу. Поехали.

По дороге Марина, нервно смеясь, рассказала, как менты, видимо, опасаясь подставы с микрофоном, перетрясли в машине ее сумочку, вынули аккумулятор из мобильника, и потом повезли куда-то за город. На прямом, хорошо просматриваемом участке дороги у километрового столба «пятерка» притормозила, и сидевший с краю мент выбросил мешок с деньгами в заросший кустами кювет. Сразу же поехали дальше, и через четверть часа привезли Марину к местной достопримечательности времен палеолита под названием Каменные могилы. Младший состав остался в машине, а Николай Николаевич полчаса водил Марину по заповеднику, показывал ей древние каменные глыбы, рассказывал о своем тернистом жизненном пути, давал ценные советы по воспитанию трудной современной молодежи, все это время будучи явно нервно-напряженным. Потом ему позвонили, он сразу оттаял, заулыбался, свернул экскурсию и Марину повезли назад.

— Ждал, пока подельники, которые приняли в кювете мешок с деньгами, считали и проверяли наличку, — прокомментировал я. — Профессионально шифруются, гады!