Петр удовлетворенно кивнул. Да, это он удачно про шрапнель вспомнил. Но одной шрапнелью Густава не возьмешь. Нужно что-то еще. Швед реформирует армию и прославится в годы Тридцатилетней войны… Может, сыграть на опережение? Придумать какое-нибудь хитрое построение или оружие? Что в те времена было? В памяти всплыли слова: «Артиллерия – бог войны». А может… может, конную артиллерию? Она еще не скоро появится, но что мешает сделать ее сейчас? Да, мобильность армии может дать хороший бонус!
– Надобно нам, князь, чтоб пушечки наши полегче были да пошустрее. Тогда смогешь ты с ратью с места на место скоро переходить да появляться там, где ворог тебя увидать не чает.
Петр наклонился к столу, на котором лежало несколько чистых свитков. Обмакнув перо в чернила, он поспешно принялся что-то чертить. Филимон встал и почтительно пододвинул свой стул.
– Тележка, что ль, под пушки, государь? Такие у нас имеются.
Петр огорченно вздохнул, но тут же встрепенулся. Почему бы не воспользоваться помощью нынешних мастеров? Кто-кто, а пушкари на Руси знатные. Уже сейчас умудряются в пищалях нарезку делать да что-то наподобие клинового затвора придумали… Куда до них европейцам. Нужно только немного подсказать им, и все получится.
– Тележка-то тележка, князь, да не простая. Собери-ка ты мастеров пушечных самых лучших да обскажи им, что мне таковые учинить надобно. Будем к коням их цеплять. И пушкарей верхом усадим. Вот, гляди. – Царь ткнул пальцем в рисунок: – Эта ось должна быть из хорошего железа, чтоб не токмо дорогу выдерживала, но и выстрелов множество. Пущай умельцы поразмыслят, как учинить, чтоб с пушкой проще и быстрей в бою управляться можно было. Тут вот надобно что-то удумать, чтоб дуло поднимать. А здесь немного двигаться должно, дабы полегче наводилась.
Князь Пожарский долго изучал картинку, время от времени искоса поглядывая на царя. Наконец кивнул и ответил:
– Такое можно учинить. Спробуем.
Воодушевившись, Петр продолжил:
– Ты покамест полки создавай, князь, и учи их маршу да стрельбе. И чтоб не шатались туда-сюда, а токмо командиру своему подчинялись. На Москве за Сергием Радонежским вели для сего очистить поле. И пушкари пущай там свои пищали пробуют. А еще отряди в Новгород да по окрестностям лазутчиков да накажи им с местными слиться, чтоб неразличимы были. Устроим свеям гибридную войну.
– Какую, государь?! – В глазах Пожарского мелькнуло странное выражение, словно он заподозрил, что царь сошел с ума.
– Ну-у… – смутился Петр, изобразил в воздухе рукой замысловатую фигуру и продолжил: – В общем, пущай лазутчики твои распускают слухи в новгородских землях, дескать, свеи чают всех православных в свою веру еретическую насильно перекрестить. Мол, что они из-за того несколько сел уже пожгли. Мужиков-де, иже обращаться не пожелали, на кол посажали, баб тоже умертвили, а перед тем еще снасильничали. А детишек малых живьем побросали каких в костер, а иных в реку.
Увлекшись речью, Петр ходил туда-сюда, а князь завороженно следил за ним взглядом. Как же много идей у этого крохотного посланника! Филимон же и вовсе забыл записывать и замер с пером в руке, в священном трепете глядя на царя.
– А купцам пущай сказывают, мол, король свейский зело поиздержался и мыслит подати наложить на всех заморских торговцев. И часть товаров изъять на прокорм своего войска. Наемников немецких, штук двадцать, что в полоне, отпустите, велите своим там сказывать, будто русский царь втридорога платит. Авось те, кто послабее, сумлеваться станут, надобно ль задарма кровь свою проливать. Да, и несколько отрядов ногайцев и казаков снаряди туды, пущай ворогов за бороденки подергают: крупные войска стороной обходят, а тех, что поменьше аль от своих отбились, побивают. Надобно, чтоб свеи нос свой боялись из крепостей высунуть, большим-то войском по мелким делам особо не походишь, ни жратвы, ни фуража не напасешься.
Краем глаза царь видел, как Пожарский сел за стол, вынул перо из застывшей руки Филимона и самолично начал записывать его указания. И ведь молчит, не возражает, значит, он, Петр, все правильно говорит. Приятно.
Он замолчал. Князь, закончив писать, поднял на него удивленный взгляд.
– Ужель ты сам все это измыслил, государь?!
Важно кивнув, Петр плюхнулся в небольшое кресло, которое всюду таскали за ним, и поджал под себя ноги.
– Как думаешь, поможет нам это свеев одолеть?
– Вестимо, поможет, батюшка. Ох, какие ж намеренья-то у тебя необычные. Хитрец ты, великий государь. Могет, и с ляхами чего-нить похожее учинить?
– Воротынского надобно дождаться, – махнул рукой Петр. – Сам его наставлю, что Жигимонту сказывать.
Еще из Смоленска он послал гонцов за Иваном Михайловичем и другими членами посольства, которым надлежало отбыть в Польшу и Швецию для переговоров о мире.
– Могет, и прибыл он уже. Сведать, государь?
– Ступай.
Пожарский решительным шагом направился к двери, а Филимон, наконец очнувшийся, поспешно перекрестился и забормотал молитву.