Нейтана прерывает появление еще двух шаферов.
Они в худшей форме, чем предыдущие двое: эти продолжают хихикать и указывать на небо, словно там что-то есть.
– Мам, ты уверена, что они не останутся такими навсегда? – шепчу я.
– Ах, конечно, нет. Традиционная китайская медицина очень полезна для здоровья. Очень хорошо! – Тем не менее, я не могу не заметить, какой обеспокоенной она выглядит.
Шериф МакКоннелл спрашивает шаферов, узнают ли они А Гуана, и они оба хихикают и качают головами.
– Эй, парень, пора просыпаться. Ты лежишь на алтаре, – говорит один из них.
– Из какого вы агентства? – спрашивает их шериф МакКоннелл.
– Агентство «Лучшие дни», – отвечает один из них.
– «Парти Пипс», – отвечает другой.
– И, предположительно, вы знаете, кто из какого агентства?
Два шафера тупо смотрят на него.
– Что? – спрашивает один из них.
Шериф МакКоннелл сжимает пальцами переносицу.
– Я спрашиваю: этот человек, он точно не из вашего агентства?
Один из друзей жениха уверенно качает головой, а другой отвечает:
– Не-е-ет.
Я ожидаю, что шериф МакКоннелл будет расстроен этим, но вместо этого он удовлетворенно потирает руки и кивает.
– Вы двое можете идти. Я знаю, кто это сделал.
Я не могу не сжать руку ма. Она сжимает мою в ответ и успокаивающе похлопывает.
– О боже, – бормочет она. – Все хорошо. Все в порядке.
Но не все в порядке. Меня вот-вот арестуют. Я смотрю, застыв на месте, словно свинцовая фигура, как шериф МакКоннелл идет от алтаря к проходу. Идет прямо ко мне.
Вот только он останавливается перед Нейтаном и говорит громовым голосом, соответствующим погоде:
– Нейтан Чен, вы арестованы за убийство этого человека. – Он достает пару наручников и, гордо улыбаясь, защелкивает их на запястьях Нейтана.
29
Шериф МакКоннелл бросает беглый взгляд на нас с мамой, когда проходит мимо, его мясистые руки лежат на плечах Нейтана. Нейтан выпучивает глаза, но, поравнявшись со мной, шепчет:
– Все будет хорошо.
А я…
Я в ярости. Насколько жалкой Нейтан меня считает, что утешает, пока САМ в настоящих наручниках? Что во мне такого, что заставляет людей вокруг меня заботиться о каждой проблеме? Я излучаю некомпетентность? Беспомощность? С меня хватит. Я разворачиваюсь и хочу накричать на Нейтана, сказать ему, чтобы он перестал защищать меня, перестал относиться ко мне, как к хрупкой вещи, потому что это не так. Я хочу наброситься на кого-то, на кого угодно, и, к сожалению, самым близким ко мне человеком в этот момент оказывается мама. Мама и мои тети. Они просто стоят и смотрят, как сотрудники безопасности, а за ними Нейтан, уходят.
– Все будет хорошо, – уверяет меня старшая тетя на индонезийском, ее голос полон неуверенности, и я понимаю это. Я использую этот шанс, чтобы разразиться гневом.
– Ничего не будет хорошо! – кричу я. – Не будет, перестань говорить, что будет, потому что не будет! Я не хотела, чтобы все это случилось. Я просто хотела, чтобы… Я просто… – Я просто что? Что бы я делала без моей семьи? Я бы застряла дома с трупом в машине и без возможности объяснить это. Но, возможно, это было бы лучше, чем то, что произошло. Что угодно было бы лучше, чем Нейтан, арестованный за то, что сделала я.
– Мэдди, ты расстроена, я знаю, но мы просто заботимся о тебе, – говорит ма.
Я уклоняюсь от ее протянутой руки, и обида, которая промелькнула на ее лице, злит меня еще больше. – Мне не нужно, чтобы вы заботились обо мне. Я больше не ребенок, ма. Боже, все это такое бремя!
Они вздрагивают при слове на букву «Б». Это их худший кошмар – быть бременем для своих детей.
– Мэдди, как ты можешь так говорить? – Старшая тетя говорит по-английски, ее грудь вздымается. – Мы семья, работаем вместе, всегда рядом друг для друга.
– Да, и именно в этом проблема. Мы всегда рядом. Я не знаю, на что похожа жизнь без кого-либо из вас. Узнала лишь мельком, когда училась в колледже, но потом я переехала обратно домой, и все вернулось на круги своя. Я не знаю, кто я без того, чтобы вы все не дышали мне в затылок. Я даже не знаю, хочу ли быть свадебным фотографом, но не могу найти свое место, не могу просто бросить семейный бизнес, потому что вы всегда говорите о жертвенности и о том, как много вы все жертвовали ради меня, и поэтому вот он, цикл жертвоприношений, который будет продолжаться, продолжаться и продолжаться.
Они выглядят так, будто я дала им пощечину.
– Ты не хочешь быть свадебным фотографом? – шепчет мама.
– Ненавижу свадьбы! – восклицаю я. Они отступают на шаг, и их лица выражают чистый ужас. – Да, я ненавижу их…
– Это неправда. Я видела, как ты смотришь на свадебные платья, – говорит четвертая тетя. – Твои глаза будто горят возбуждением; это очень, честно говоря, тревожно.
Я вздыхаю.