Дождь в Париже

Позже Андрей побывал с раздачей в других страшных районах Кызыла – в Шанхае, на Болоте, Безымянке (по названию улицы Безымянной, заканчивающейся бетонным забором СИЗО), за теплотрассой, где с середины девяностых расползались трущобы самостроя, в которых селились тувинцы из районов. Глядя на эти коробочки из горбыля, кусков ДСП, обломков сухой штукатурки, невозможно было представить, как в них можно зимовать. В коробках стояли железные печки или были устроены первобытные очаги с вытяжкой в потолке, подобно юрточным, но такой обогрев явно не спасал от мороза. Часто случались пожары и выгорали целые кварталы трущоб вместе с пьяными или измученными недоеданием людьми…

Женечка поначалу обижалась, что Андрей слишком много времени проводит в общине, потом стала присутствовать на службах, участвовать в чаепитиях, пару раз съездила на раздачи и в конце концов решилась на серьезный разговор.

Андрей видел подготовку к нему: Женечка была в эти дни молчалива и часто взглядывала на него так, что вспоминались взгляды Ольги перед уходом, но страха не чувствовал. Наоборот, щекотали интерес и азарт; он ни разу не ругался с ней, да и вообще с женщинами, и теперь этого захотелось. Не умом, а как-то иначе. В груди сосало желание…

В тот день – была осень, совсем недавно отметили годовщину свадьбы – Андрей не ушел раньше времени с работы. На улице пылил дождь, мелкий, но частый и словно бесконечный, налетали порывы ветра. Редкая для Кызыла погода. Почему-то тогда Андрею вспомнилось побережье Чудского озера, где жили теперь родители, и его первое впечатление от него. Тоже лил дождь, секли порывы сырого ветра. Вместо неба был огромный беловато-серый сгусток, деревья стояли обмякшие, с поникшими ветками, трава ярко-зеленая, как после заморозка. Озеро без видимого берега на той стороне чуть шевелилось, но это шевеление не было течением, вода никуда не текла и, кажется, кисла, умирала…

«И что, часто у вас такая погода?» – спросил Андрей папу, тоже будто обмякшего, прибитого к земле, шевелящегося, но бесцельно, впустую.

«Не часто. – Папа слишком резко, стараясь разубедить, замотал головой и тут же перестал, вздохнул: – Но и не редко. Льет иногда по неделе».

И вот то, что тогда сразу оттолкнуло от места, где поселились родители, пришло сюда. Да нет, конечно, затяжные дожди случались каждую осень, каждое лето, но сейчас казалось, что это тот самый сгусток добрался с Чудского озера до Енисея. Добрался и разъедает кислыми каплями город, степь, заражает чистую речную воду.

Ехать в церковь не стоило. Вряд ли там соберется сегодня много людей, а если будет трое-четверо-пятеро, они станут больше внимания уделять каждому пришедшему. Внимания к себе Андрей не хотел, уделять другим – не мог. Хотелось быть с людьми, но так, почти незаметно. Тихонько сидеть, слушать добрые слова, отвлекаться на свои мысли.

Домой не тянуло. Это новое ощущение было Андрею неприятно, пугало. Как можно не хотеть домой? Тем более что там он встретится с молодой, красивой, улыбающейся, бодрой девушкой. Своей женой. Но именно это – ее бодрость – и отталкивала от нее, от дома. Правда, Женечка последние дни была молчалива, обдумывала что-то важное, но тем не менее. Забыть о том, как она таскала его туда-сюда, грузила информацией, от которой тяжелели мозги, не получалось.

Но вот салон закрылся, волей-неволей пришлось выходить на улицу, согнувшись, прячась от дождя, бежать к остановке.

Был час пик, люди возвращались с работы, и маршрутки – автобусов к тому времени почти не осталось – шли все забитые под завязку. В некоторые удавалось втиснуться двум-трем везунчикам, не больше. Андрей, конечно, не лез первым: и, как говорится, воспитание не позволяло, и просто опасно наглеть. Стыдить – «куда вперед женщин прешь?!» – вряд ли станут, а вот по роже дать или заточкой ткнуть могут запросто.

Пятачок под жестяным навесом был занят, и Андрей вымок и замерз до костей, пока наконец не подъехала «ГАЗель» относительно свободная. Вместился, встал в проходе, согнувшись буквой «Г». В салоне тоже было прохладно, влажно, пахло давно не стиранной одеждой, грязными волосами. И, стоя вот так, словно кому-то кланяясь, вдыхая тошнотворные запахи, Андрей почувствовал такую тоску и беспросветность, что чуть не разрыдался. В горле вскипело, забулькало, рванулось вверх, глаза зачесались.

«Э, э, э! – осадил себя, заставил проглотить вскипевшее. – Ты чего, блин? Квартира есть, пусть за нее еще платить и платить, жена есть, пусть и слишком резвая. Родители живы, хотя и далеко, но все же… Работа, деньги кой-какие, приятели. Чего раскиселился?»