Дождь в полынной пустоши (СИ)

− В последнее время у нее совершенно испортился характер, − у незнакомки милый мягкий голос, какой бывает у тех, кто со всеми в мире и не союзник никому. И вашим и нашим. Или правильней ни вашим ни нашим.

− А чему удивляться? Сати нужен тот, кто принесет корону, а не жеребчик бле* и не твердолобый барончик из Анхальта, которых ей попеременно пророчат, − растолковала камер-юнгфер товарке.

− С жеребчиком ты загнула, а в основном права.

Унгрийцу веселость женщин от части понятна. В кого втыкать иглы как не в потомков Адама?

− Жаль с Ратгардом не сладилось.

- Было бы о чем жалеть? Поговаривают Длинноухому будет затруднительно погашать супружеский долг, − избегала Лисэль прямых обвинений и оговоров. Меньше места для фантазий.

− Не платежеспособен? Уже? - довольно мурлычет незнакомка.

Постараться, можно представить искорки пробегающие волнами по чудесной шерстке. Колин представил. Самому сделалось смешно.

− Слишком со многими расплачиваться.

− Мог бы и уступить. По дружбе.

− Кредиторы не согласятся. Я бы не согласилась, − за себя камер-юнгфер всегда отвечает твердо. Неплохо, хоть в чем-то не терзаться сомнениями.

ˮПо злободневней тем нет?ˮ − поскучнел Колин.

Как оказалось, нет. Или поднятая полностью не исчерпана.

− А хромоножка из Хорнхорда?

− Хромота не главный его недостаток, − через плеск воды доносится похохатывание довольной Лисэль.

Сквозняк неожиданно дернул занавесь и унгриец, прикрывшись, тихонько зафыкал, прочистить нос от навязчивых цветочных благоуханий.

− Но ведь есть и достоинства?

− О достоинствах лучше и не упоминать. То что уместится в ладошку...

Двое веселятся от души. До колик в боках.

− А корона?

− Она не тяжелей достоинств.

ˮНе повезло,ˮ − собрался Колин двинуться дальше. Сплетни он послушает в другой раз, а дышать жасмином - кашель привяжется.

− Лисэль! Алама! Прекратите! - одернула третья праздноязыких.

Столь искрений порыв, новой участницы несколько вразрез общей атмосфере посиделок. Унгриец тут же раздумал покидать удобное местечко. Торопиться ему некуда.

− А что такого? Семейное счастья нашей Сати, волнует многих.... Скажешь Гусмар от нечего делать обивает её пороги?... Далеко не лучший вариант. Вряд ли в Анхальте ей достанется кто-то приличней! - заговорили наперебой с рассерженной компаньонкой.

− Я не собираю сплетен, − последовало неожиданно жесткое предупреждение.

Ответ столь же неожиданно насмешлив.

− Конечно-конечно! Ты же у нас фрей!

− Вот именно!

− Не поделишься? − камер-юнгфер мастерица держать многозначительные паузы. − Не сплетней.

ˮИсповедница гранды!ˮ − вплыл у Колина образ девушки с четками в руках. И судя по последней фразе от нее ждут откровений и доверительности. И не просто ждут, провоцируют.

− Лисэль, думай немного, о чем просишь.

− Всего лишь мааааленькая тайна..., − обозначила камер-юнгфер рамки своей просьбы. - Поверь мне, большую не доверят никому. Включая исповедницу.

ˮО чем она?ˮ − призадумался унгриец. В словах Лисэль присутствовала некая отсылка, скрытая сноска. Касающаяся прежде всего девушки в строгой столле с галереи Зала Арок, а не фрей, блюстительнице чужих откровений.

− Упомянутая тобой маленькая тайна, − отчитывали просительницу со всей строгостью, − предназначена не мне. Следовательно не мне ею и распоряжаться.

ˮЕму-то, в общем, она тоже без особой надобности,ˮ − и это не сомнения, безоговорочная уверенность. Еретичность в той или иной степени присуща всякому и унгрийц не исключение. Другое дело её основы. Разочарование, обида, непонимание, неприятие. У Колина за отрицанием веры, стояла.... вера!

− Тебе виднее, золотко, − не усердствовала камер-юнгфер разговорить препоясанную четками упрямицу. На таких давить бесполезно. И брать штурмом тоже.

ˮКак величать-то вашу драгоценность?ˮ - готов слушать Колин и имена и чужие секреты, но с толикой здорового скепсиса. Совесть, как и бумага, стерпят многое. Умолчат, и приврут. Ограничения самые умозрительные.

− Это не может даже обсуждаться, − строга исповедница.

− Стыдно повторить? Ведь так? Стыдно, Арлем?

− Лисэль!

− Хорошо, хорошо, − вновь готова примириться камер-юнгфер с упертой фрей. - Не желаешь не говори. Но с чего Сати взъелась на Поллака?

ˮДо меня добрались,ˮ − подивился Колин вниманию благородных эсм к его скромной персоне. Чего ожидать от такого внимания? Ничтоже сумняшеся утопят или, подтолкнут кверху? − ˮПрипомнят тебе званный обед, саин Поллак. Ой, припомнят!ˮ − сомневался унгриец в благоприятном для него итоге трехстороннего обсуждения. Вопрос, на сколько все плохо, сделался актуальным как никогда.

− Это..., − голос Аламы мягче кошачьих лапок.

ˮДолжны быть и когти,ˮ − не доверяет Колин товарке Лисэль Любопытно, доверяет ли ей сама камер-юнгфер? И во что доверие обходиться?

− Он самый. Унгриец. Со шрамом.

− С чего ты решила что Сати на него взъелась?

− Тебя не было рядом. И если бы не обстоятельства...., − порой чувство меры изменяло Лисэль. Говорить через раз намеками, проверяя остроту ума собеседника может и забавно, но слушать и верно угадывать, утомительно.