— Тогда мне придется еще доставать, — сказал он мрачно, выдыхая пар. — В общем, так. Я поздравляю, желаю тебе всего самого-самого… Говорить я не умею, ты знаешь. Может, я тогда и свалял дурака на сочинении… я не спорю…
— Так. Уже прогресс. Еще что скажешь?
Втянув озябшие пальцы в рукава, он замолчал. И она ждала.
Ее мама, накрывающая на стол, и папа, будто бы углубленный в магнитофонную инструкцию, — оба предельно внимательны к этому разговору Юли. И она демонстративно переходит на английский:
— Иф ю уонт ту си ми уис ивнинг, ю мэй кам…
— Секреты, — скорбно улыбнулась мама. — Вот и обучай их после этого…
— Что-что? Повтори! — заволновался в своей будке Майданов.
Юля взбунтовалась, а он это слышал:
— Товарищи, миленькие, ну дайте же словечко сказать! Я не только по-английски, я по-птичьи скоро начну разговаривать!..
— Как тебе это нравится, Николай?
— Ну, не нравится, а что я могу? Выросла девка… Пошли на кухню… Пошли, пошли, — проявил сознательность отец.
Оставшись одна в комнате, Юля сказала:
— Через час я буду на Гагаринской, ты знаешь и дом и подъезд… Но там тебе надо прежде всего просить прощения!
— Юль… а тебе не надоело там?
— Представь себе, нет!
— А то поехали в Блинцово, как в тот раз… тетки там нет сегодня. Печку затопим… там хорошо… Белки по снегу бегают…
— Никуда я с тобой не поеду, — отрезала Юля. — Ты вел себя с Мариночкой как последний хам, я тебя ненавидела… И не скоро еще отойду, понял? Все, привет белкам!
Снег! До этого он был только за окнами и мало замечался, а тут ослепил вдруг, козырнул щедростью, пристыдил чистотой…
Антошка, сын Марины Максимовны, сидел на санках и сердился: его «конь», вместо того чтобы работать, затеял долгий и непонятный разговор с мамой. «Конем» был Алеша Смородин.
Антон, кряхтя, слез и пошел за скамейку в кусты — добывать себе какой-нибудь кнут. Там он с удивлением увидел Юлю Баюшкину; она присела за скамейкой, шепотом сказала:
— Своих испугался? Тссс… Мы спрячемся!
И в обнимку они стали через щель в скамье наблюдать. Ага, вот пропажа обнаружена, «конь» озирается в поисках седока…
— Анто-он! — позвала мама. — Антон, ты куда это делся? Пора не пора, я иду со двора!
Юля выпрямилась и с малышом на одной руке, со своим новеньким магнитофоном в другой пошла наискось через детскую площадку.
— Граждане, — обратилась она учтиво к Марине и Смородину, — вы, случайно, не знаете, чей это ребенок? Если ничей, я беру его себе.
— Знакомое лицо, — подыграла ей Марина. — На днях точно такого продавали в овощной палатке, купите себе…
Антон хохотал, абсолютно счастливый, — он любил юмор.
— А это откуда? — спросил Алеша про магнитофон.
Юля поставила маленький аппарат на санки и включила — на сей раз это была запись с популярной детской пластинки, в которой Антошку зовут копать картошку, — Юля специально с этим шла к одноименному ребенку. Пока он радовался и подпевал, она объяснила:
— Подарок. От родителей: я сегодня родилась.
— Юлька… Алеша, это свинство, что мне никто не сказал…
— Да мы и сами прошляпили. Поздравляю!
А Марина Максимовна поцеловала ее и какие-то секретные вещи зашептала на ухо, отчего Юля порозовела:
— Спасибо… только это непросто, вы же знаете…
— Алеша, — повернулась к нему Марина, — ты очень зол на Майданова? Даже теперь, когда нашлись вторые очки?
Он пожал плечами:
— А я не из-за очков, а из-за вас. Товарищ хамил в лицо… И вы уже простили?
— А что, непедагогично? Теперь надо объявить ему войну?
— Не войну… но, как минимум, вытащить его на бюро! Не я один так думал.
— Ваше право. Только зачем? Лучше прийти с ним ко мне — все равно ж мы соберемся, раз такой день! И может, заодно поймем: почему он всеми иглами наружу, кто и в чем виноват перед ним? Юля, можешь его пригласить?
— Сегодня? Нет… Он за город уехал, в Блинцово. Там у него и тетки нет, и белки скачут, и печку, видите ли, можно разжечь… Как будто я никогда печку не видела… Или белку! — Она повела плечом очень индифферентно.
Антошка заявил, наоборот, с большим подъемом:
— Хочу белку! Где она?
— Вот у Юли спроси, — отозвалась мама. — Ты была там?
— Один раз, в октябре. А что?
Марина пересела на качели и недолго думая спросила оттуда:
— Слушайте, не рвануть ли нам за город? Не потеснить ли Майданова возле его печки?
— Это вы из-за кого предлагаете? — спросил, глядя на Юлю, Алеша.
— Да из-за себя, господи! Из-за этих белок! Из-за Антона: он зимнего леса никогда не видел… А вы видали? Где, когда? Прошлым летом по телевизору? — задиралась она, пока не раздалось единогласное:
— А что, в самом деле? Поехали…
В электричке — те же плюс Таня Косицкая и Женя Адамян. Вагон свободный, почти безраздельно принадлежит этой компании. Антошка имеет возможность облазить разные скамейки. Адамян везет свои лыжи, захвачен и рюкзачок с провизией. Разговор неупорядоченный, скачущий.
— Марина Максимовна, а давайте «Маскарад» поставим? Майданов — Арбенин, Юлька — Нина, я — баронесса Штраль… — смеется Таня.
— Издеваешься? Нину мне никогда не дадут, я и не надеюсь, носом не вышла…
— Да, носик у тебя скорей уж для Марии Антоновны из «Ревизора». Но это мы простили бы…