Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

— За что? — спросила Юля. — Несправедливо!

— За что? — стали громко интересоваться и другие.

Эмма Павловна дала себе паузу, чтобы остыть. По лицу ее растекались яркие пятна.

— Это я вас хочу спросить: за что мне нервотрепка такая? Что я вам сделала плохого-то? А ведь могла бы кое-кому испортить аттестат! Нет, мне это не надо. Я вообще могу уйти и фармацевтом устроиться!.. Сколько раз даю себе слово…

И тут вошел Назаров. Десятый «Б» хотел встать, но он удержал:

— Сидите, сидите… Я тоже посижу. Эмма Павловна, вы не против?

— Ну что вы… Наоборот, очень вовремя. Только урока не будет, Кирилл Алексеич, пока не выйдет Адамян. Я не могу его видеть, я уже говорила вам… Он… он… умственный хулиган, вот! Или он, или я!

Назаров оценил напряженность обстановки.

— Адамян, пойди погуляй, — скомандовал он спокойно.

Женя усмехнулся и вышел.

Эмма Павловна раскрыла свои конспекты и, читая, сказала:

— Тема у нас — механизм реакций замещения. На примере предельных углеводородов… — Пальцы ее на тетрадочном переплете слегка дрожали.

Поднял руку Майданов.

— Что тебе?

— Можно выйти?

— Ну выйди… если невтерпеж, — пожала она плечами. Класс дружно хохотнул.

Майданов целеустремленно вышел, ухватив попутно насмешливый Юлин взгляд.

— Все пишут! — провозгласила Эмма Павловна и пошла по рядам, наблюдая за исполнением этой команды. — Ме-ха-низм ре-ак-ций заме-ще… — чеканила она и так дошла до Назарова, устроившегося за последним столом.

Он тихо удивился:

— Зачем же по складам, Эмма Павловна? Десятый класс…

— Ох, уж я не помню, на каком я свете, — созналась она. — Записали?

Он посмотрел на нее внимательно и подавил трудный вздох.

* * *

Вырвавшись в пустой коридор, Саша Майданов допытывался у Адамяна:

— Объясни толком… Я и не помню, чего мы там такого наговорили.

— Не помнишь? Ну еще бы: ты-то в порядке! Кому будет плохо, так это Мариночке. Хотел ее испытать — теперь радуйся! Теперь эту шарманку включат на педсовете!

— А ты не за себя ли испугался?

— Здрасте! Да если б это по Мариночке не стукнуло, я б только радовался, что они наконец услышат про Голгофу!

Майданов помолчал, подбросил несколько раз и поймал монету… И высказал резюме:

— В общем, так: ты отвлекаешь Алину — надо, чтоб она вышла, а я захожу в кабинет Шерифа…

— Зачем? — честно не понял Женя.

— За магнитофоном!

— Погоди, погоди! Тут надо рассчитать на пять ходов вперед — может, это только напортит? И потом…

— Что?

— Неловко все же…

Один лестничный пролет Майданов шел молча, потом остановился и сказал:

— Вот поэтому вы, интеллигенция, не класс, а только прослойка. Что неловкого-то — отобрать свое? Мы ж отдадим кому? Юльке. Она хозяйка? Она! Значит, что? Значит, обратно будет справедливость.

Адамян хотел возразить, но майдановская логика была слишком проста и пряма для него.

— А как ее отвлекать, Алину? — спросил он.

— Ну скажи, что о ней спрашивал один человек. Высокий, скажи, спортивный. И тяни резину, что ты обещал его не выдавать… И уходи. Она пойдет за тобой, как нитка за иголкой.

— Это что, проверено? — Многознающий Адамян был, как дитя, неопытен по части женского сердца и распахнул глаза.

— Тыщу раз.

* * *

…Все шло как по нотам. Из канцелярии Алина вышла вслед за Женей, заинтригованная предельно:

— Ну намекни, Жень… Ну хоть на какую букву?

— На «эс».

— Стеблов Костя? Старший пионервожатый?

— Алина, не могу, слово дал. — Адамян сдерживал смех: способ действовал безотказно.

— Если Стеблов — неинтересно… А подбородок у того человека раздвоенный, да? А глаза черные.

— А вот и нет. Серые!

— Серые — это хорошо. Только у тех серых, которые я имею в виду, фамилия совсем на другую букву, — вздохнула Алина. — А если ты на своего Смородина намекаешь, то давай не ври: мы-то знаем, на ком у него свет клином сошелся… На каком недоступном предмете! — засмеялась она.

— На каком? — застыл Женя.

— Не знаешь? А друг называется! Ну давай на обмен: я тебе эту тайну шепну, а ты мне про того человека… А?

…Проводив их критическим взглядом, Майданов прошел в дирекцию спокойно.

В кабинете магнитофона не было. Ни на столе, ни внутри стола, ни на стеллажах, ни на подоконниках. Неужели в сейфе? Тогда это мертвое дело. Уже признав свое фиаско и собравшись исчезнуть, Майданов напоследок рискнул открыть большой желтый портфель, что лежал в кресле директора. Есть! Но ведь если вынуть магнитофон, портфель совсем легонький? Ну что ж… Пусть там пока полежит один из этих томов Большой советской энциклопедии — книги, товарищ директор, ваши, а магнитофончик, извините, — нет!

* * *

…Уроки кончились. Раздевалка гудела, девчонки, одеваясь, теснили и перекрывали друг друга возле зеркала.

Юля уж надела шапочку, когда рядом оказался Майданов: вид у него был таинственный.

— Ты ничего не потеряла?

— А что?

Он медлительно открыл свой портфель, в который с трудом влез магнитофон, вытеснив книги, — их Майданов держал под мышкой.

— Мой? Где ты взял? — поразилась Юля.

— Где взял, там нету.

— У тебя сейчас лицо, как у афериста. Где ты взял, я спрашиваю?

— А чего ты сразу обзываешься? Это вместо благодарности… Вот не отдам теперь!

И он с независимым видом пошел вверх по лестнице.