Читаем Доживем до понедельника. Ключ без права передачи полностью

— Это я все темнила, Женечка, — созналась она, а потом вдруг кинула ему мяч. — Подержите-ка, я, кажется, чернику вижу… — Она метнулась вбок, вправо от тропы. — Вообще-то, подчистую обобрали, но горсточка для меня всегда найдется…

И впрямь нашлась — там, где увидеть ее с тропы мог поистине соколиный глаз!

…Когда их губы и языки стали вполне черными, Катя сказала почти возмущенно:

— Жень, а что это мы «выкаем» всю дорогу. Прямо как деревенские… Давай на «ты»?

— Давай… — улыбнулся он, с известным усилием отрубая кончик «те».

— Вот молодец. А теперь я тебе скажу свою мечту. Куда я на самом деле хочу… Только отвернись, а то я стесняюсь…

14

На «престижном» восьмом этаже была гостиная с лоджией, где преферансисты могли совмещать свою страсть со свежим воздухом.

Жене повезло: он заглянул туда в те минуты, когда седовласый актер расписывал новую «пульку» на двойном листке, а остальные практически бездельничали, так что Ксеню можно было отозвать. Он поманил ее, она извинилась перед соратниками и вышла к нему.

— Я вся внимание. — Замятина рассматривала внука на самом деле сверхвнимательно. — Ты ел чернику?

Вместо ответа он достал носовой платок, но бабка запротестовала:

— Не трать платка на это — не отстирается потом. Пойди лучше вымой рот.

— Ладно, потом. Ксенечка, у меня просьбе к тебе. Нетипичная: я никогда не лез по таким вопросам…

Но она перебила.

— Все, можешь не говорить. Поняла и не нахожу ничего странного. Не все же лесной ягодкой питаться! Твою ученицу нужно повести в ресторан — так? — Она уже потянулась к ридикюлю.

— Да ничего подобного! Ксеня, милая, выбрось из головы эти расхожие курортные штампы, они не могут иметь ко мне отношения!

— Да? И к ней тоже?

— И к ней тоже! — почти гневно повторил Женя. — Сядь на минуту.

Уже в некоторой тревоге Ксения Львовна опустилась на край дивана.

— Ксеня, она с детства мечтает о сцене. Ты должна посмотреть ее…

Какие-то секунды бабушка сидела нагнувшись, сдавив двумя пальцами переносицу и странно посмеиваясь.

— Действительно… случай небывалый… редчайший просто! А я — со своими вульгарными штампами! Прости… О ком речь-то? О дочери этой нашей Тамары, дежурной администраторши?

— Допустим. А что тут такого забавного?

— Ксенечка Львовна, труба зовет! — поторопил ее с лоджии хорошо поставленный бархатистый голос.

— Иду-иду! Женька, не гляди на меня так, я не палач периферийных дарований, я — наоборот… Приводи, конечно.

— С чем? С этой вашей триадой: проза — басня — стихотворение?

— Мне все равно: «Муха-Цокотуха» в этом случае не хуже «Фауста», — беспечно отмахнулась Замятина и ушла к своим партнерам. Во время раздачи карт она глядела через стекло в гостиную — туда, где только что стоял ее внук и где его уже не было. Взгляд ее выражал не юмор, не насмешку, а почему-то сострадание…

Седовласый актер, изящно тасуя колоду, заметил:

— Многовато вы о нем беспокоитесь… не мальчик ведь уже, а? Не пора ли передать полномочия?

— Действительно, Ксенечка Львовна, жените его! Хотите, мы его прямо здесь женим? — весело предложила еще одна партнерша.

Замятина отвечала хрипло и мрачновато:

— Я его, может, одной из миллиона отдам. Мне надо, чтобы его любили.

— Так это, голубчик, само собой…

— Нет, не само собой! А чтоб любили! — с нажимом, почти грозно сказала Ксения Львовна, к немалому удивлению партнеров пресекая их легкомысленный треп.

15

Катя впервые была в гостях у Жени.

Поначалу она держалась поблизости от двери, боязливо прислушиваясь к шагам в коридоре:

— А вдруг она все-таки зайдет?

— Во-первых, едва ли, — успокаивал Женя. — Во-вторых, почему вам не познакомиться уже сегодня? Какая разница — когда, если я обо всем договорился? А в-третьих, ты ли это? Так свободно общаешься тут с актерами — и вдруг…

— Ну как общаюсь? Насчет автографа? Или чашечки кофе? Насчет того, кто на ком женат? А тут — насчет жизни. Не их, а своей… Сравнил!

Говоря это, она подробно разглядывала полулюкс.

— Здесь один раз Калягин жил, — сообщила она. — Знаешь, почему я запомнила? Ключик кто-то в песке нашел, мне его принесли на «спасалку», и я объявила в мегафон: «Отдыхающего из Дома имени Неждановой, потерявшего ключ от номера, прошу зайти к дежурной…» Слушай, а может, это судьба? Я не про Калягина, конечно, — я про номер ваш: ключик-то мог быть от какого угодно, правда? Но он был от этого… Ты вообще веришь в судьбу?

Но ответить она ему не дала, воскликнув без всякой паузы:

— Ой, балда беспамятная! Я ж согласилась зайти только из-за холодильника вашего! Он работает?

— Да… кажется, — оторопел он. — А зачем тебе?

— Бельдюгу положить. Пробовал, нет? Попробуй. Бабушку угости. Языки только не проглотите! Ее при мне коптили сегодня утречком, свеже́й не бывает…

Она вытаскивала из одного полиэтиленового пакета другой, с рыбкой, довольно увесистый, и определяла его в холодильник.

— Хочешь парочку сейчас?

— Катя, это совершенно лишнее, — запротестовал Женя. — Ну сообрази сама… Что Ксеня должна подумать? Она либо не будет тебя прослушивать… либо не дотронется до этой «бельдюги»! — Он огорчен был всерьез.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская литература. Большие книги

Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова
Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Венедикт Ерофеев – явление в русской литературе яркое и неоднозначное. Его знаменитая поэма «Москва—Петушки», написанная еще в 1970 году, – своего рода философская притча, произведение вне времени, ведь Ерофеев создал в книге свой мир, свою вселенную, в центре которой – «человек, как место встречи всех планов бытия». Впервые появившаяся на страницах журнала «Трезвость и культура» в 1988 году, поэма «Москва – Петушки» стала подлинным откровением для читателей и позднее была переведена на множество языков мира.В настоящем издании этот шедевр Ерофеева публикуется в сопровождении подробных комментариев Эдуарда Власова, которые, как и саму поэму, можно по праву назвать «энциклопедией советской жизни». Опубликованные впервые в 1998 году, комментарии Э. Ю. Власова с тех пор уже неоднократно переиздавались. В них читатели найдут не только пояснения многих реалий советского прошлого, но и расшифровки намеков, аллюзий и реминисценций, которыми наполнена поэма «Москва—Петушки».

Венедикт Васильевич Ерофеев , Венедикт Ерофеев , Эдуард Власов

Проза / Классическая проза ХX века / Контркультура / Русская классическая проза / Современная проза
Москва слезам не верит: сборник
Москва слезам не верит: сборник

По сценариям Валентина Константиновича Черных (1935–2012) снято множество фильмов, вошедших в золотой фонд российского кино: «Москва слезам не верит» (премия «Оскар»-1981), «Выйти замуж за капитана», «Женщин обижать не рекомендуется», «Культпоход в театр», «Свои». Лучшие режиссеры страны (Владимир Меньшов, Виталий Мельников, Валерий Рубинчик, Дмитрий Месхиев) сотрудничали с этим замечательным автором. Творчество В.К.Черных многогранно и разнообразно, он всегда внимателен к приметам времени, идет ли речь о войне или брежневском застое, о перестройке или реалиях девяностых. Однако особенно популярными стали фильмы, посвященные женщинам: тому, как они ищут свою любовь, борются с судьбой, стремятся завоевать достойное место в жизни. А из романа «Москва слезам не верит», созданного В.К.Черных на основе собственного сценария, читатель узнает о героинях знаменитой киноленты немало нового и неожиданного!_____________________________Содержание:Москва слезам не верит.Женщин обижать не рекумендуетсяМеценатСобственное мнениеВыйти замуж за капитанаХрабрый портнойНезаконченные воспоминания о детстве шофера междугороднего автобуса_____________________________

Валентин Константинович Черных

Советская классическая проза
Господа офицеры
Господа офицеры

Роман-эпопея «Господа офицеры» («Были и небыли») занимает особое место в творчестве Бориса Васильева, который и сам был из потомственной офицерской семьи и не раз подчеркивал, что его предки всегда воевали. Действие романа разворачивается в 1870-е годы в России и на Балканах. В центре повествования – жизнь большой дворянской семьи Олексиных. Судьба главных героев тесно переплетается с грандиозными событиями прошлого. Сохраняя честь, совесть и достоинство, Олексины проходят сквозь суровые испытания, их ждет гибель друзей и близких, утрата иллюзий и поиск правды… Творчество Бориса Васильева признано классикой русской литературы, его книги переведены на многие языки, по произведениям Васильева сняты известные и любимые многими поколениями фильмы: «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Не стреляйте в белых лебедей», «Завтра была война» и др.

Андрей Ильин , Борис Львович Васильев , Константин Юрин , Сергей Иванович Зверев

Исторический детектив / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост

Похожие книги