Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

Дядя еще долго потом шевелил губами, глядя, как она устраивается за столиком, как ест… Все искал слова для отповеди и не находил.

Уже поведав подруге главное, Катя ждет ее умозаключений. А Инка нарочно тянет паузу, трудолюбиво заполненную мороженым. Наконец приступила:

— Чего прибежала-то? Я так поняла, что советоваться. А ты ведь хвастаться прибежала — скажи нет?

— Да чем же, Инка?

— В тебя по уши врезался московский философ — нормально, поздравляю.

— Брось! С первого взгляда, что ли? — не верит и смеется Катя.

— Тут не взгляды уже, тут факты! Предложил он тебе заниматься? Так? Деньги твои ему до фонаря — так? Ну сама подумай: если не влюблен, зачем ему путевочные денечки на тебя тратить?

— А я прямо так и спросила! Я говорю: вы готовый философ, я — девушка со спасательной станции. Что общего-то?

— Ну-ну! А он?

— А он: мне, говорит, казалось, когда садятся рядом два человека, говорящие по-русски, и кладут перед собой Пушкина там или Толстого, общее между ними возникает, должно возникать…

— Слушай, а он не баптист? — засмеялась Инка. — Странный какой-то…

— Вот, говорит, у вас лежит Белинский. Его статьи, когда они впервые выходили, студенты читали вслух и обсуждали артельно, в этом был свой большой смысл… А я говорю: ну да, они объединялись в это время. Против царя и крепостного права. А мы с вами — зачем будем объединяться?

— Вот именно! А он?

— Нахмурился. На выход подался. Я, говорит, снимаю свое предложение…

— А ты?

— А я говорю: не-не-не, предложение очень подходящее, я его почти принимаю. Только сознайтесь, говорю: захотелось немного приударить за мной?

— А он?

— Погоди. Нормальное, говорю, желание. И зачем его прятать за какими-то студентами, которые в том веке сходились читать Белинского и давно померли?

— Все правильно говоришь, по делу. А он?

— Помрачнел еще хуже. Нет, говорит, Катя, — я трезво смотрю на свои данные. И эту вашу гипотенузу мы больше не будем развивать. Нет, вру: не «гипотенузу», конечно, а это…

— Гипотезу?

— Да! Ее.

— Интересное кино… Эту не будем — а какую ж тогда развивать? Мудрено что-то.

…Тесен курортный пятачок, еще теснее он делается в пасмурную погоду. Видимо, так можно объяснить появление в этой «стекляшке» Ксении Львовны Замятиной с какой-то приятельницей. Катя сдавила Инкину руку. Испуганным шепотом объяснила:

— Бабка его!

— Которая? С голубой сединой? Так это ж актриса… как ее? Известная… сейчас вспомню.

— Замятина. Только ты не так сильно зыркай…

— Замятина — его бабка?! — Инку, похоже, это известие нокаутировало.

Какие-то неоткрытые наукой волны или токи, видимо, все-таки существуют, потому что Ксения Львовна осмотрела обеих девушек внимательно. Почему-то именно их! Но к моменту, когда она понесла от стойки свое мороженое, они уже выскочили вон.

11

— Ну и ну, подруга! — потрясенно приговаривала Инка. — Ну и семейку ты подцепила…

— Я? Сама же видела: мы не знакомы! Я даже не знала, что она популярная…

— Внучек вас познакомит не сегодня завтра — в чем проблема? Настолько близко может познакомить, что старуха не обрадуется… Но как же ты не знала? На обложке «Советского экрана» была она? Была! По второй программе, по ящику недавно кино с ней давали? Давали! Звезда, что ты! Ну, правда, бывшая. Тебя тогда еще практически не было, но то поколение ее очень даже обожало…

— А я еще подумала: с какой стати их поселили на восьмом этаже? На восьмом же директор селит самых-самых! Табаков, помню, там жил, Джигарханян, Эдита Пьеха…

У Инки вдруг сделался затуманенный, усмешливо-дальновидный взгляд, и, ревизуя этим взглядом Катю с ног до головы, она сказала:

— Замятина, стоит ей захотеть, может наладить тебя в артистки! Ей это так же просто, как нам сейчас окунуться сходить…

— Смеешься? — обомлела Катя.

— Да почему? — Инка фыркнула возмущенно. — Почему мы до того себя не уважаем, что нам и замахнуться на такое смешно? А вот мы замахнемся!

— Да зачем она это будет делать?! У меня с этим ее внуком ну ничего же нет!

— Соображаешь! Так надо, чтоб было!

Этот разговор об искусстве имел место в парке, где резная деревянная скульптура изображала животный мир и всякую сказочную всячину. Можно было посидеть на огромном Питоне или на Кабане, устроиться в тени кого-нибудь из сохатых, повстречать Лешего, или Сатира, или Русалочку…

— Конечно, для чужой она палец о палец не ударит. У таких людей палец о палец — это ой как непросто! А вот если бы ты доросла до невесты…

— Ну что ты говоришь, Инка! Я уже дорастала один раз… И что хорошего? Ты научила б лучше, как на письма Костиковы отвечать! И брат его меня достает: все ездит с проверочками…

Инка, скучая, пожала плечом:

— Говорили про философа и его бабку. Вдруг — про Костика ни с того ни с сего… не по повестке дня выступаешь. — Она глянула на часы. — Ой нет, на сегодня повестка вся, пора в заведение. Да, кстати, если уж про Костика… Помнишь твое с ним фото, когда он в отпуске был? Снимок увеличили, наша Велта считает его первоклассным по содержанию и по исполнению, поэтому, говорит, место ему — на витрине!

— Не надо, Инка! Мне этого сейчас совсем не надо!