Драйзер. Русский дневник

Рано утром мы пришвартовались к причалу в Новороссийске, ведущем портовом городе с населением 62000 человек. Сойдя с судна, мы обнаружили череду извозчиков с дрожками нового для нас стиля: они укрыты сверху матрасом или ковром, на которые вы садитесь и свешиваете ноги сбоку, упираясь ими в подножку. Мы тронулись вперед по тряской дороге. Был солнечный морозный день. Город казался новым и неприветливым. Выйдя в центре, мы попытались найти ресторан, но без успеха, а потом прошли мимо марширующих солдат (повсюду я встречаю этих трех солдат) и поднялись на небольшой холм, где заканчивался город и начинались луга. Неподалеку находилась пара прекрасных зданий. Мы по-прежнему надеялись найти в Новороссийске хороший ресторан, в котором кухня хоть немного отличалась бы от того, чем кормили нас на судне, но попытки оказались тщетными. Наконец мы забрели на рынок, где крестьяне продавали разнообразные продукты. Мне захотелось выпить горячего молока, и я попросил Р. К. пойти и купить немного выпечки, которую мы видели в киоске на другом конце рынка. Она восприняла эту идею с холодком и раздражением, ибо не могла понять смысла этого действия, но через некоторое время с неохотой купила немного печенья, и мы его съели с горячим молоком у стойки посреди тающего снега и грязи. Потом мы снова пошли на главную улицу и увидели, что главная столовая наконец открылась, но когда мы вошли внутрь, нас тут же остановил тошнотворный запах.

Мы выбежали наружу со стаканом чая, и моя спутница вынуждена была признать, что еда на базаре хороша по крайней мере тем, что он находился под открытым небом. По главной улице люди несли симпатичные маленькие елочки, потому что был канун старого русского Рождества, и верующие настойчиво отмечают старую дату, хотя в новом русском календаре Рождество приходится на 25-е число. Таким образом, современный русский празднует два отдельных рождественских праздника, между которыми попадает Новый год, так что получаются довольно продолжительные зимние каникулы. Мы пошли в банк и поменяли на рубли немного американских долларов – конечно, им до смерти хотелось получить доллары, но все равно они обменяли мне их только по курсу 1,93. Потом мы вернулись к пароходу; впечатление от города осталось самое отвратительное. Я заговорил с Р. К. об ее отъезде из России; она заняла оборону и стала рассказывать о преимуществах жизни в Москве, о личной свободе, об отсутствии напряжения, о том, что здесь можно проявить себя, о преимуществах, которые имеют здесь трудящиеся, – например о бесплатной медицинской помощи, что позволяет жить при небольших доходах, даже если уровень жизни остается низким. Все время, пока мы шли по улице, я почему-то почесывался. «Боже, кажется, у меня вши!» – от этой мысли я пришел в ярость.

На набережной мы встретили Дэви и ее соседку по каюте, и они отвезли нас в ближайший ресторан. Здесь был тот же старый шведский стол, те же цветы и пальмы в горшках, те же уныние и едкий запах. За соседним столиком сидели русские, которые только что вернулись морем из Нью-Йорка, и громко разговаривали на отвратительном ломаном английском – просто чтобы похвастаться. Мы заказали жареную курицу и хлеб с маслом; курица оказалась не так уж и плоха, но вот качество масла… а эти огромные толстые ломти белого хлеба! Р. К., которую даже на суше никогда не покидали приступы морской болезни, была очень подавлена, я тоже был в плохом настроении. Мы вернулись на судно, я забился в свою холодную сырую каюту и рано лег спать.

6 янв.