Дракон проснулся (СИ)

Я не могла нарушить этикет, хотя честно пыталась много раз, за что нещадно получала по носу, разбивая его в кровь. Я не выбирала своей судьбы, и всё же меня решили выдать замуж, а потом, когда жених погиб по нелепой трагической случайности, вздумали избавиться. Как от нарыва, портящего кровь и внешний вид.

Ведьма, потомок ведьмы, чуть не наложившей на себя руки от безумия, поразившего её в середине жизни, бесполезная принцесса, старшая дочь, из-за которой не выдать замуж младших. Я никогда не жалела себя, мне было чем гордиться, я почти добилась того, что могла жить вне каменной стены из правил, придуманных не для таких, как я, и вот птица, не успев взлететь, снова очутилась в клетке.

— Странный выбор броши, Ниара! Вам не душно, вы бледны? — королева заговорила со мной, покончив с приветствиями моей семьи, явившейся на приём в полном составе. Они кланялись королеве так низко, даже мой отец вёл себя столь подобострастно, будто имел намерение загладить вину.

— Есть немного, ваше величество, но я понимаю свой долг и не оставлю вас, — пролепетала я, на этот раз осмелившись посмотреть «хромоножке Клод» в глаза. — А насчёт выбора, так Боги не раскрывают замыслы смертным. Но мне с этой брошью очень спокойно.

Да простит Двуликий за мелкую ложь, но я и сама была не уверена, что говорю неправду. Конечно, не во сне, но наяву, разбирая сундук с разбитыми и поломанными драгоценностями, ничего не стоящими побрякушками, я вдруг наткнулась на совершенно целую брошь и вспомнила о том, что болтали послушницы и служительницы за долгой нудной работой.

— Один камень из сокровищницы рядом с другим укрощают друг друга. Конечно, золотисто-зелёные бериллы не стоят и рядом с мощной магией старого алмаза, говорящего с теми, кто имеет дар их услышать, но другого варианта у меня не было. Не воровать же из сокровищницы!

За такое ни Боги, ни люди не простят, а полудрагоценная брошь слишком малозначима, чтобы за неё карать. И если это не так, она придавала мне уверенности в благоприятном исходе. Алмаз Катринии, закреплённый на диадеме так искусно, что никто бы не догадался, насколько он чужероден ей, не спешил губить меня. Я не чувствовала его силы.

Но вдруг всё изменилось. Герольд провозгласил о прибытии семейства Лаветт, на что я не обратила бы внимания, настолько незначительны были эти персоны, угодливо расстилающиеся перед троном, если бы не взгляд одного из них.

Высокий мужчина средних лет не сводил с меня глаз, таких тёмных, что хотелось приблизиться и попробовать разглядеть себя в них. И одновременно встать, громко скрипнув стулом по паркету, притвориться больной и выйти, отгородиться от него за двойными дверьми. И чтобы никто никогда обо мне не вспомнил.

Но я осталась недвижима и безмолвна.

— Милорд Дэниел Рикон, — объявил герольд таким тоном, словно в этом человеке, выглядящим так молодо и так старомодно даже в новеньком дорогом костюме «с иголочки», не было ничего необычного. Я больше не смотрела на него, да и он отвёл глаза, но мне хотелось забыть обо всём и тронуть королеву-мать за рукав.

«Разве вы не замечаете, что он вошёл сюда не как гость, а как хозяин?» — спросила бы я её, но горло сдавил спазм, а голова закружилась. Я осталась безгласной. Живой куклой, сопротивляющейся нитям, привязанным к её рукам и голове, нитям, повинующимся твёрдой руке.

Глава 6. Танцы для леди

1

Ниара

Я продолжала сидеть безо всякой мысли в голове даже тогда, когда званый вечер почтил своим присутствием его величество. Встала, присела в реверансе, машинально улыбалась, получив комплимент кузена:

— Вы сегодня какая-то необычная, Ниара! Я слышал, что сокровищница Двуликого меняет дев, но не думал, что она затронет струны в вашей душе.

— Благодарю, ваше величество, у меня теперь много времени на раздумья, и я счастлива, что приношу пользу там, где нужнее.

— Превосходно, — пробормотал король и подёрнул плечом, как делал всякий раз, когда нервничал. О его судорогах было известно всем придворным, но мы делали вид, что их не замечаем.

Бедняга-кузен, рождённый от сифилитика, унаследовал от отца нервический темперамент, а от матери склонность в каждом сказанном слове подозревать издёвку. Я помнила его тонким подростком высокого роста, он боялся заговорить со всяким, кто поднимал голову, дабы взглянуть в лицо наследника.

После мы не виделись. Кузен постоянно хворал, а его мать старалась оградить единственного сына от всякого дурного или просто любопытного взгляда. Теперь же, когда он стал королём, ему приходилось бывать на людях чаще, чем виделось в самых дурных кошмарах.

Король превратился в высокого, темноволосого мужчину, на лице которого застыло выражение испуга и неприязни. Он был бы привлекателен, если бы не верхняя губа, расщеплённая надвое.

Думаю, король страдал от косых взглядов в свою сторону, и тем сильнее ненавидел всех, кто пытался попасться ему на глаза.

— Побудьте с нами, ваше величество, — улыбалась его мать и старалась вести себя как можно естественнее, чем ещё более отталкивала короля.