Дракон проснулся (СИ)

— А если нет? Если всё это то единственное, ради чего стоит жить? — задыхаясь, наконец, проговорила она, сжимая ручки подлокотника кресла с такой силой, что аж костяшки пальцев побелели. — Мы ждали вас, господин, вам-то оно всё равно, но вы поймёте, не сейчас, так со временем, что лучше меня, соратницы и готовой ради вас на всё, вам не сыскать! Вы не любите меня? Так и я вас презираю. Быть великим существом, равным которому нет в целом свете, и не иметь ни капли гордости или жажды власти, не хотеть править миром, сжигать дотла города вместе с непокорёнными, это быть ящерицей. Не Драконом!

Она вскочила на ноги и бросилась из комнаты прочь, но, остановившись на пороге, держась за ручки распахивающихся дверей, обернулась и бросила через плечо:

— Вы уверены, что вы тот, за кого мы вас принимаем? Вот и докажите мне!

Я склонил голову набок, медленно очерчивая в воздухе невидимые прочим знаки, словно слушал музыку, доступную лишь мне, и почти не смотрел на Оливию. Она фыркнула и громко хлопнула дверьми.

Забавно: меня сравнили с ящерицей! Что бы сказала на это Геранта?

4

Ниара

Я явилась на приём одной из первых, дождавшись, пока моя семья засвидетельствует почтение королеве-матери. И только тогда дала знак герольду назвать громко моё имя.

Так было положено: послушница сокровищницы не могла ехать в одном экипаже вместе с остальными, не имеющими входа в залы драгоценных слёз Двуликого. Я явилась в замок «Шипастой розы» с гордо поднятой головой, на которой плотно, будто обруч, сидела диадема с прикреплённым к ней алмазом Катринии.

Едва войдя в зал, почувствовала, как на меня смотрят все присутствующие. Кто с жалостью, но всё больше с любопытством и холодной брезгливостью. Невенчанная вдова повсюду несла печать своего невольного греха, ибо без греха наказания не бывает.

— Ваше величество, — склонила я голову и присела в глубоком реверансе, ожидая, пока мне позволят встать. Тогда она увидит, не может не увидеть, как я обошла её «подарок». — Благодарю за приглашение, это отрада для меня быть среди счастливых людей.

— Встаньте, Ниара, — в голосе королевы Клотильды я слышала еле сдерживаемое злорадство. — Я вижу, вы вняли моей просьбе. Алмаз Катринии вернулся в сокровищницу благодаря вашей склонности к драгоценным камням, я не могла лишить вас заслуженного триумфа.

Я подчинилась и распрямилась с лёгкой улыбкой на губах.

— Вы можете весь вечер сидеть подле меня, бедняжка. Я понимаю, каково это — быть вдовой во цвете лет! Синий траурный цвет так идёт вам, Ниара!

И тут же осеклась, увидев брошь на моей груди, закреплённую так, чтобы не сразу бросаться в глаза.

Я выбрала для приёма скромное синее платье, на котором отсутствовал даже намёк на вырез. Застёгнутое на все пуговицы до самой шеи оно как нельзя лучше подходило под траур. Портниха обрамила рукава и ворот чёрными кружевами, не оставляющими сомнений в том, что хозяйка платья скорбит по недавно ушедшему.

И всё же оно было излишне пышным, с тремя подъюбниками и кокетливыми защипками ткани по подолу, привлекающими внимания при вальсировании. Это было платье-вызов, но скрытый, тут не придерёшься по форме, а по сути не каждому захочется обсуждать белые подъюбники, выглядывающие при кружении в танце. Вдове танцевать и не положено.

— Благодарю, ваше величество, за вашу безмерную доброту ко мне, — продолжила я, усевшись на место подле королевы. Стул, разумеется, находился на уровне гораздо ниже, чем королевское кресло, и я могла разговаривать с хозяйкой зала, опустив глаза и склонив голову, как бы в почтении.

И тогда королева не увидит иронии в моём взгляде. Я никогда не могла, да и не считала нужным её скрывать.

— Вы надели «вечерний изумруд»? Странный выбор для девы вашего положения, — теперь голос её вдовствующего величества звенел от ярости. Наверное, не будь она столь терпеливой, не чувствуя на себе сотни пар глаз, то надавала бы мне по щекам.

— Из сокровищницы Двуликого, ваше величество. Сам великий Бог указал мне на эту брошь во сне, я не посмела ослушаться, — спокойно ответила я, не поднимая глаз.

Вот так, она теперь бессильна!

— Боги часто играют нашими судьбами, но такова уж участь смертных, — вздохнула одна из фрейлин королевы, немолодая дама с вечно опущенными уголками тонких губ, ей королева доверяла больше прочих.

— Посмотрим за сегодняшней игрой, — королева подала знак позвать следующего гостя и совсем перестала обращать на меня внимание, но и от себя не отпускала. И пусть мне не грезилось сегодня веселиться, я была рада вырваться из душной кельи сокровищницы, не утруждаясь визитом в родной дом или к многочисленной родне.

Будучи королевской крови, принцессой дома Биливингов, я не имела права даже думать самостоятельно. Моими суждениями никто не интересовался, кроме отца и Берты, да и они могли только выслушать, но не изменить того, что выбрал для меня король или его мать.