Дракон в свете луны

Госпожа вскинула подбородок, упёрлась взглядом в Нагиля – теперь она смотрела прямо в него, и невольно он ощутил, что тело отзывается на этот взгляд. Дракон спал, насытившись ночной битвой, но и в своём спокойствии чувствовал то же самое. Как Ци тянется к И. Он был Энергией, она – Намерением. Сейчас Нагиль понимал это без подсказок Лан.

– Ильсу никто не вернёт отца, её матери никто не вернёт мужа, – договорила госпожа твёрдо. – Я думала об этом весь день.

– Вас не винят в их смерти, – сказал Нагиль. Госпожа кивнула.

– Будь это иначе, я не осталась бы в твоём лагере. Не моя вина, что они погибли, но их смерти случились из-за меня. Я не хочу, чтобы другие вновь гибли из-за моего положения, каким бы неправильным оно ни было.

Нагиль не ответил. Возражение почти сорвалось с языка, прерывая жаркую речь, но он зажал его между зубов и не дал наполнить словам душный воздух. Госпожа смотрела на него и ждала ответа или молчаливого согласия – или духи знают каких слов и каких действий. Наконец он кивнул.

– Вы не виноваты ни в одной смерти, что уже обрушилась на Чосон, – сказал он. – Их были тысячи и будут ещё тысячи, и я не могу гарантировать, что вас они больше не коснутся – помимо вашей воли или благодаря вам. Но я дал вам слово. Вы вернётесь в Священный Город так скоро, как это станет возможным, и я всеми силами постараюсь уберечь вас от новых бед.

Госпожа нахмурилась. Не то, не те слова. Ветер задувал в дыру в стене позади Нагиля, трепал немытые свалявшиеся волосы госпожи, поднимающаяся из-за горизонта луна выбеливала её и без того бледное лицо, на котором усталые глаза смотрелись тёмными провалами и почти пугали.

Нагиль вздохнул.

– Ваше положение… – заговорил он тише, чем прежде, – несправедливо. Смерти крестьян и Ильсана – несправедливы. Но не неправильны

. В нашем мире смерть – всего лишь один из этапов цикла. Умершие уходят туда, откуда пришли. Они станут духами и будут оберегать своих потомков, вести их по пути истины. Ильсан не исчез, не растворился в небытии, он будет присматривать за своей женой и дочерью вместе с предками своего рода. Он присоединился к ним раньше, чем ему было предначертано, это правда, но его гибель – всего лишь пересечение черты. Та[35] Ильсу проживёт достойную жизнь, чтобы смерть её отца не стала бессмысленной.

– Да, – сказала вдруг госпожа, отпуская подол чогори. – В моём времени… нет, в моём мире – в моём мире смерть тоже является частью цикла. Но вера не умаляет скорбь.

– Не умаляет, – согласился Нагиль. – И тем не менее мы должны принять её и прожить как заведено, чтобы жить в мире с собой. Поступайте, как велит сердце, – добавил он, уже намереваясь покинуть казарму и присоединиться к похоронной процессии. – Я уважаю ваше решение, и если хотите, вы можете присоединиться к нам.

Теперь слова были правильными – лицо госпожи прояснилось, взгляд стал осознаннее. Нагиль кивнул ей, обошёл стол и шагнул к выходу, но в дверях остановился и, чуть обернувшись, выдохнул:

– Командир-дракон.

Госпожа потянулась за его словами.

– Что?

Нагиль повторил:

– Командир-дракон. Ёнгданте

. Вам не обязательно использовать это слово, чтобы звать меня. Достаточно просто имени.

– О, – госпожа неуверенно кивнула. – Хорошо. Спасибо.

Он вышел, прошёл по коридору с абсолютно прямой спиной и на несколько ударов сердца замер рядом с казармой. Пальцы, сжимающие рукоять меча всё это время, затекли, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы разжать их.

8

Место будущего захоронения располагалось на северном склоне горы, но восточнее деревни. Йонг шла сразу после Ильсу и считала шаги – процессия из десяти воинов, шести лучниц, принца, мудан, жены покойного Ильсана, его дочери и самой Йонг медленно взбиралась в гору; скрипели на поворотах слабо протоптанной дороги доски с телами, которые несли воины, вздыхали Ильсу и её мать. Нагиль в начале колонны указывал мечом путь, следом за ним шагала, скрипя туфлями, шаманка. Она несла в руках зажжённые ещё в храме Огня благовония – ладан и, кажется, полынь, их сплетающийся горько-бальзамический запах стекал вниз по склону в безветренном воздухе, касаясь каждого.

Йонг придержала Ильсу под руку, когда та замерла на тропе; Ильсу обернулась и коротко кивнула. В лунном свете её лицо показалось Йонг особенно бледным, но глаза были сухими – плакать она перестала ещё до омовения тел погибших и теперь только изредка всхлипывала. Они почти не говорили: после того как в лагерь принесли Ильсана с другими крестьянами, Ильсу с матерью занялись подготовкой к похоронам без лишних вопросов, словно ожидали такого исхода, и вели себя спокойнее, чем, Йонг полагала, должны были бы.

К заготовленным могилам пришли уже за полночь.