Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

Сделав такое глубокомысленное замечание, дядя Джон посадил в карету мисс Анну. Клейтон понял, на что намекал дядя Джон, советуя такое обращение с Ниной. Он знал очень хорошо, что с таким живым существом, как Нина, не должно стесняться в объяснениях, и потому ни один старик не держал бы себя так спокойно и так непринуждённо в этом tête-à-tête, как Клейтон. Он знал, что последний разговор на собрании ещё более сблизил их. При этом случае они со всем чистосердечием высказали друг другу самые сокровенные чувства, а одно такое мгновение, по убеждению Клейтона, имел более обязательной силы, чем сотни объяснений в любви. Утро было очаровательное, как это всегда бывает после грозы, бушевавшей в течение ночи. Воздух, очищенный от густых испарений и напитанный благоуханием растительного царства, становился лёгким, тёплым и вместе с тем придающим силу дыхательным органам. В нём распространялось бальзамическое дыхание сосновой рощи, по которой они проезжали. Вся зелень, омытая проливным дождём, казалась только-что распустившеюся: до такой степени она была свежа и привлекательна. По всему небосклону расстилались роскошные, имевшие вид плавающих островов облака, которые составляют исключительную принадлежность американского неба; они резким рельефом отделялись от глубокой лазури. Ещё вдалеке от поляны, на которой сосредоточивалось ссобрание, до путников долетали отголоски распеваемых гимнов. По мере приближения к ней, они встречали шумные группы, служившие доказательством слишком частого посещения балагана Абиджи Скинфлинта и других, ему подобных временных заведений. Первым делом их было заглянуть в уголок, избранный Тиффом для своих детей: он деятельно гладил бельё для грудного ребёнка, вымытое с вечера и только-что теперь просохшее. Полдневные проповеди ещё не начиналась, и потому общество наше условилось пройтись между палатками. Женщины стряпали, мыли посуду под деревьями, причём, разумеется, не забыты были и бойкие разговоры. Одним из самых замечательных явлений того дня была проповедь мистера Диксона о заблуждении и греховности человеческого рода. Она заключалась сильным и торжественным воззванием ко всему собранию относительно невольничества. Мистер Диксон напомнил диссидентам всех сект, что состояние невольничества осуждается в их книгах положительно и неоспоримо, что ни под каким видом не согласуется с христианской религией и с священным законом, повелевающим нам любить друг друга, как самих себя. Он описал им сцену, которой был свидетелем в лагере невольников. Говорил об ужасах, сопровождающих торговлю неграми внутри штатов,— представил трогательную картину разлуки семейств, нарушения всех домашних и общественных уз, проистекающих из этой торговли; и наконец, ссылаясь на неизвестного оратора, наведшего на них ужас накануне, признавался перед всем собранием, что в его словах он замечал глубокое значение, и что если не последует немедленного покаяния и исправления, то, без всякого сомнения, праведный гнев Божий посетит всю страну. Говоря это с чувством, он в свою очередь пробудил чувства в слушателях. Многие были растроганы до слёз; но, с окончанием проповеди, чувства эти заглохли, как заглушаются волны, отступившие в море после удара в скалу. Гораздо легче было принимать участие во временном порыве душевного волнения, чем размышлять о трудных и сопряжённых с издержками преобразованиях. Мистер Диксон отдавал, однако ж, справедливость белым в невольнических штатах, поставляя на вид, что, в течение длинного периода беспорядочного управления, они, от времени до времени, с радушием принимали проповедников, ревностно говоривших в защиту веры и человечества, хотя и слушали их с тем тупым терпением, которое обнаруживают люди, когда сознают свои заблуждения, не намереваясь в них исправиться. В последние же годы такие проповедники, порицая притеснения, испытываемые невольниками, нередко подвергали жизнь свою опасности. Эта проповедь была предметом разговора во всех частях поляны; и никто, быть может, не восхвалял её так громко, как купец, торговавший неграми, сидевший в это время на самом видном месте в балагане Абиджи Скинфлинта.

— Проповедь была очень хороша, — сказала Нина; — и я верю в ней каждому слову, Но, скажите, что же, по-вашему мнению, мы должны делать?

— Мы должны, — сказал Клейтон, — смотреть на эмансипацию негров, как на неизбежное событие, и приготовить к тому всех наших невольников по возможности в скорейшее время.

Разговор этот происходил в то время, когда партия наша расположилась завтракать в прохладной тени деревьев вокруг большой корзины с холодной провизией, которую они на свободе разбирали.