Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

— Так вы полагаете, что он не выиграет этого процесса? — сказала Анна с горячностью.

— Конечно, нет, если дело это будет поведено по закону, — сказал судья Клейтон. — С другой стороны, Эдвард обладает такой силой красноречия и так ловко умеет уклониться от главного предмета, что, быть может, и успеет.

— А разве не все дела решаются по закону? — сказала Анна, — к чему же, в таком случае, и составлять законы?

— Ты ещё весьма неопытна, дитя моё, — сказал судья Клейтон.

— Всё же, батюшка, доказательство жестокости так очевидно, что едва ли кто решится защищать виновного.

— Никто, дитя моё, и не будет защищать его. Дело не в доказательстве жестокости. Тут представляется решить простой вопрос: не преступил ли обвиняемый законной власти? По моему убеждению — он её не преступил.

— Но, батюшка, где же тут справедливость? — сказала Анна.

— Я смотрю на этот предмет просто, без всякого преувеличения, — отвечал судья Клейтон, — но Эдвард одарён способностью возбуждать чувства; под влиянием его красноречия дело может принять совсем другой оборот, и тогда человеколюбие восторжествует в ущерб закона.

Клейтон произнёс защитительную речь и оправдал ожидания своих друзей. Его наружность была прекрасна, в его голосе звучала мелодия, его красноречие производило глубокое впечатление. Благородство его выражений, искреннее убеждение, в свои доводы, придавали таинственную силу всему, что он говорил. Он начал изложением постановлений о зависимости одного сословия от другого, о правилах, которыми должно руководствоваться в этом случае, и доказал, что, если власть должна служить необходимым условием для водворения порядка в обществе, то разум и здравый смысл должны определять этой власти известные границы. Закон даёт родителям, опекунам и хозяевам право вынуждать повиновение посредством наказания; но такое дозволение имеет место в том только случае, когда увещание не производит надлежащего действия. Желание добра своему ближнему должно служить основанием этого права; но когда наказание наносится без причины, по одному произволу, и притом так жестоко, что самая жизнь наказуемого подвергается опасности, основание это становится нарушенным. Самый поступок делается противозаконным и на столько же не заслуживающим законной защиты, на сколько несовместным с понятием о человечестве и справедливости. Клейтон старался доказать неопровержимыми доводами, что дело, защиту которого он принял на себя, содержало в себе именно эти свойства. При допросе свидетелей, Клейтон показал величайшее спокойствие и проницательность; а так как впечатление, с самого начала произведённое на всё собрание, клонилось к тому, чтоб поддержать его, то нет много удивительного, что его доводы с каждым словом приобретали большую и большую силу. Свидетели единодушно подтвердили безукоризненное поведение Мили и бесчеловечное с ней обращение. В заключение Клейтон торжественным тоном обратился к присяжным с замечаниями о обязанности тех, которым вверено попечение о беззащитных.

— Негры, — говорил он, — переносили и переносят самые жестокие страдания. История их представляет собою нескончаемый ряд несправедливостей и жестокостей, прискорбных для человека с благородной душой. Мы, которые в настоящее время поддерживаем состояние невольничества, принимаем из рук наших отцов страшное наследие. Безответственная власть, в своём роде, есть самое тяжёлое испытание для человечества. Если мы не охраняем строго нашей нравственной чистоты в применении этой власти, мы должны обратиться в деспотов и тиранов. Ничто не может оправдывать нас в поддержании этого невольничества даже на час, если мы на обращаем его в предмет наших попечений, если мы, при нашем превосходном уме и сильном влиянии, не делается защитниками и покровителями их простосердечия и слабости. На нас устремлены взоры всего мира. Не соблюдая этого условия, мы, по всей справедливости, заслуживаем всеобщее порицание. Покажем же поэтому, с помощью того духа, в котором мы учреждаем наши узаконения, с помощью того беспристрастия, с которым мы защищаем права негров, что владетель слабого, беспомощного негра есть его лучший и истинный друг.