Древнерусские названия лиственных деревьев берёзы, дуба, ясеня, ольхи, осины, вяза, клёна
и некоторые другие восходят к древнеевропейским. Среди этих деревьев прарусы выделяли в качестве священных оберегов берёзу и дуб. Народная этимология выводит слово «берёза» от бере́жа, «оберегающая», хотя его индоевропейская основа *berza-/breza-связана с глаголом брезжить «рассветать, светиться», с представлениями о «светлом дереве». Древнерусское дуб родственно словам «дубрава» и «добр», поскольку считалось «добрым деревом», основа его также индоевропейская *dhab- «добрый». Название бук было заимствовано из германского bdkd- в первых столетиях н. э.Древние жители Европы почитали вечнозелёные, неподвластные зимнему «умиранию» деревья и кусты (кедр, пихту, кипарис, тую, можжевельник, самшит др.). Среди их названий отсутствуют важнейшие хвойные породы холодного северо-востока: ель
и сосна. В древнерусском первое слово родственно лишь прусскому addle и литовскому ẽgle, второе можно сопоставить с латинским sopsna «смолистое дерево».В эпоху Великого переселения народов леса Восточноевропейской равнины стали для русов новым жизненным пространством, в котором на каждом шагу их ждали опасности: звери, холода, голод, засухи и пожары, затерянность в непроходимых чащах. В русском фольклоре лес не случайно носил определения «тёмный», «чёрный», «синий», «дикий». Лесная глубь затягивала подобно морской, граничила с подземным миром, лес называли «дремучим» – таящим смертельный сон. Отношение к нему было двойственным: он защищал от кочевников, но пугал. Вокруг происходило постоянное противоборство бытия н небытия.
Противопоставление «лес» и «бор» имело особый смысл. Лес
связывался со словами «лист», «листва» и с представлением о «деревьях, которые умирают зимой», слово бор, восходящее к индоевропейской основе *bher- «быть острым» и родственное древнесеверогерманскому barr «сосновые иглы», означало хвойный лес, «который остаётся живым». Сосновый, еловый бор «оборонял» человека, в то время, как лес с его «лешими» и «лесовиками» околдовывал и внушал страх. Прилагательное сырой «живительный, питательный» применялось лишь в отношении к сыр-бору или к Мать-сырой-земле, но никогда к слову лес.Двойственным, основанном на магических запретах, являлось и отношение к лесной пище. Еда могла оказаться «ядом» – это слово родственно праславянскому корню *ed-
«еда, ем» и, возможно, являлось заклинательным двойником-оберегом, точно так же как страва «пища, кушанье» (вероятно, от слова здрава «здоровая еда») не должна была стать отравой для людей, а трава́ – потрави́ть скот. В то же время кормъ (от которого произошло слово скоро́мъ «жир, масло») легко превращался в скоромную «обильную, непостную» еду.В каждой общине имелись ведуны, знахари, лекари, травники,
разбиравшиеся в свойствах сотен лесных и луговых растений, грибов, ягод. Их листья, соцветия, корни, кору, соки использовали в пищу, для приправы, лечебных снадобий и различных зелий. Более всего древние русы чтили цветы ярко-красной, багровой или красно-розовой окраски, подобной цвету крови, румяного лица и священного огня: мак, а иначе «огнецвет», зорьку «горицвет», яровник «иван-траву», перу́ницу «полевую гвоздику», яснотку «буквицу».Лес и луговые опушки являли образ земного мира. Изменчивое лесное зеркало чутко отражало жизнь великих стихий: света, воздуха, воды, земли. Природа неуклонно следовала небесными изменениями. Годовой круг бытия человека, животных, насекомых и растений был осмыслен в языке, верованиях, сказаниях, запечатлён в годовых обрядах и священных знаках. После возвращения русов к осёдлому земледелию на новых местах в IV–VII веках почитание вечно живого сырого бора
соединилось с благоговением перед Мать-сырой-землёй.Мать-сыра-земля
Образ Земли
-Матери восходит к эпохе индоевропейского единства. Имя древнегреческой Деметры (Δημήτηρ) означало «земля-матерь», её олицетворениями, родственными древнерусскому зємлѩ являлись фракийская Семела (Σεμέλη) и Жеми́на (Žemyna) литовцев. Близкими по смыслу образами являлись Притхиви (Pṛthivī) индийцев, Ардвисура Анахита (Arədvī Sūrā Anāhitā) иранцев, Церера (Cerēs) римлян, Нерта (Nerthus) германцев. Слово земля одного корня с древнеперсидским zam, прусским semme, литовским žẽmė, латышским zȩms. Древнерусская культура, вобравшая в себя праславянскую архаику, наиболее полно, по сравнению с южно– и западнославянскими, сохранила образ Земли-Матери.[146] Есть все основания говорить об особом «словаре Земли» и архаичном «тексте Земли», который включал в себя сотни слов и выражений.[147]