Древнерусское предхристианство

Другой образ – «небесного колеса» был связан с индоевропейской основой *kolo-. В древнерусском она породила слова кола «повозка», колоб «шар, колобок», колач «калач, круглый хлеб». Тот же корень сохранился в старинных названиях солнечного и лунного круга коло и открытого пространства: окрестные дали в народе называли коломе́нь, а открытое море или небо – голоме́нь. Иначе именовали безмерную ширь и глубь: пучина. В XI веке этим словом определяли «ширь, пространство, беспредельность», а также «море, водоворот, стремнину, глубину».[167] Вероятно, в древнерусскую эпоху образ пучины связывался с представлением о небесной бездне, которая словно пучилась – летела в глаза.

Небеса вращал Сварог. В кружащемся и отовсюду ограждённом

вертограде, на незримой вершине он вершил судьбы мира. Древние римляне называли эту точку vertex «водоворот, центр вращения неба, темя, макушка». В белорусском вротопъ «водоворот» сохранилась архаичная форма древнерусского слова вертепъ «пещера, пропасть», в котором уже исчезло представление о вращении, а образ водно-небесной глуби по законам символического соответствия сменился на прямо противоположный – глубины земной.

Возможно, небесную обитель Сварога именовали вара́жа – так в северорусских говорах называли «яркое скопление звёзд». Если учесть чередование гласных в основе *vr-, то к тому же корню следует отнести слова вир, во́рот, воро́ба «циркуль у зодчих», ворона́ «отверстие в корме судна», воронка, ворон.[168] Небо увенчивала слепящая зтница – источник божественного знающего зрения – оба эти слова роднит по смыслу основа *zn-.

В пучине небосвода, в сияющей тьме, которую древние индийцы называли родственным словом tamas «мрак», пытались разглядеть небесное темя, завивающееся посолонь, словно на человеческой голове.

Незримая обитель Сварога находилась в ирии (вырии) – обители вечной жизни. Небеса опоясывало проступавшее по утрам и вечерам зарево кругоземной Сиян-реки. На макушке «маковце» северного неба недвижно сияла звезда Кол (Полярная звезда), ось мира. Так называемый коловрат, знак вращающегося посолонь неба, стал обозначением древнерусского календаря – солнечного коло.

Восприятие небосвода, как вращающегося или вращаемого, являлось очевидным и потому общим для многих древних космологий и мифов. К нему восходит образ небесных жерновов, известный Библии, древнеиндийскому эпосу, античности, средневековой Европе, финской легенде о Сампо и др. В русских сказках «Петух и жерновцы», «Жернова, или ручная мельница» сохранился мотив найденных на небе «золотых, голубых жерновцов».[169] Солнце и небеса, кружась, перемалывали время в сверкающие миги, в звёздную пыль, которые ночью клевал ворон, а днём петух – солнечная «жар-птица».

По всей видимости, во́рона с черным сверкающим оперением пра-русы считали птицей небесной пучины. В древнерусском воронъ можно видеть выразительно слитые индоевропейские основы *vor- и *orn-, которые рождали образ вращения, кружения в небесах. Производным от ворон было название жаворонка – искажённое «жар-ворон(ок)», «гай-ворон(ок)», «играющий» воронок. Эта радостно поющая, быстро порхающая и словно висящая в небе птица считалась райской вестницей и получила в народе название вырей.[170]

В русских былинах и сказках «Ворон Воронович», «Иван-Царевич» и целом ряде иных ворон превосходит человека мудростью и возрастом, связан с потусторонним миром, знает об источниках «живой и мёртвой воды», способен исцелить смертные раны и воскресить умершего. Эта «птица вырия», как и вороно́й конь, считалась вещей, прорекала человеку судьбу «суд Божий» – долю,

суженую небом. Не случаен иссиня-чёрный, «вороной» цвет их обоих.[171]Зловещим ворона стали считать лишь в эпоху средневековых суеверий. Точно так же отторжение и забвение древних представлений превратило мир ворожащего «вращающего» небеса Сварога-ворожея во «вражий», от названия небесного вырия стали выводить колдунов-выреев, которые вырят «нашёптывают зло».[172]

Посмертный путь души

Погребальные «символы веры»

Погребение знаменовало «последний завет» умершего, его неразрывную связь с верованиями живых. Следуя древнейшему обычаю, все обряды и молитвы проторусы совершали стоя. «Стояние» означало стойкость, жизненную силу и саму жизнь. Падение ниц, простирание на земле понималось как «соумирание» и готовность к смерти, вставание и воздвижение рук и лица к небу – веру в восстание души из тела для новой жизни.