Древний знак

— Ничего, придет. Ему ведь надо пастись... Хочешь, я тебе что-нибудь веселое расскажу? Слушай... Однажды подошел ко мне в тундре огромный медведь. Встал на дыбы, лапы расставил, не то обнять меня хочет, не то задрать. Я карабин не стал вскидывать, спрашиваю его: «Ты, кажется, не знаешь, что я твой брат?» Медведь кивает головой, говорит: «Знаю, что тебя зовут Братом медведя. Но чем ты докажешь, что ты мой брат? Покажи зубы». Я показал. Медведь зарычал, наверное, таким образом осмеял меня, и говорит: «Какой же ты медведь? Не вижу ни одного клыка. Покажи когти». Я руки протянул. Медведь еще громче зарычал: «Какой же ты мне брат, ты совсем не похож на меня. У тебя нет когтей. Смешно смотреть на твои слабые лапы. Я, пожалуй, задеру тебя за обман». — «Подожди, — говорю я ему, — спроси что-нибудь еще...» — «Что же я у тебя спрошу? Мне и так все ясно. Обманщик ты. И шерсти нет на тебе, только на голове. И сила, видно, не та. Впрочем, давай поборемся. Если поборешь меня, то, может, я еще и поверю, что ты и вправду мой брат». Я, конечно, знал, что люди считают меня очень сильным. Но побороть медведя... тут, сама понимаешь, дело нешуточное.

Чистая водица засмеялась, одолевая некоторый испуг.

— И тогда говорю я медведю: «Нет, не буду я с тобой бороться. Если поборю тебя, то ты можешь опечалиться. Я не хочу печалить брата. Давай лучше я тебе свои вопросы задам». Медведь поскреб затылок, задумался. Потом вот так лапой махнул и говорит: «Спрашивай, шут с тобой. Попробую ответить». — «У тебя есть дети?» — спрашиваю я. «Как же! — гордо отвечает медведь. — Есть, конечно». — «И ты, наверное, очень любишь их?» — «О чем тут говорить? — отвечает медведь. — Конечно, люблю». — «Ну вот видишь, — говорю ему. — И я детей своих люблю. Выходит, похожи мы. Наверное, все-таки братья». Медведь подобрел, лизнул меня в нос и сказал: «Теперь я вижу, что ты и вправду мой брат. Иди, пока солнышко светит, к своим детям, а я пойду к своим. Сколько у тебя детей?» — вдруг спрашивает медведь. «Много, — говорю я ему, — сбился со счету». — «Кого любишь больше других?» — «Всех люблю, — отвечаю ему, — особенно Чистую водицу». — «Вот и я всех люблю, — сказал медведь. — Теперь я окончательно убедился, что мы братья!» Так мы и разошлись с медведем. Да, совсем забыл, он просил тебе привет передать.

Чистая водица схватила руку отца, прижала к своей щеке, потом сказала:

— Я все-таки пойду и поищу Белого олененка в стаде.

— Пойдем вместе.

Отец и дочь направились в стадо.

И вдруг Чистая водица показала на скалу, на которой Ялмар два дня назад пытался сделать свой наскальный рисунок.

— Глянь сюда! Вон там Ялмар Белого олененка рисовал. Смотрел на него и чертил, чертил. И почему-то сильно волновался при этом...

Приглашение Ялмара Берга к трубке здравого мнения

По истечении двух суток Ялмар Берг предстал перед мудрецами в чуме Брата совы.

— Сядь вон на ту шкуру белого оленя, — попросил хозяин чума, глядя на Ялмара из непомерного своего далека: старик уже сумел уловить тот миг, когда душа и разум возвышаются над всем преходящим. — Ты с детства хорошо знаешь наш язык, и это поможет нам понять друг друга. Мне предопределено волею мудрецов задать тебе несколько вопросов. Но прежде раскури священную трубку.

Приняв бережно трубку, Ялмар внимательно рассмотрел ее, наконец раскурил и, затянувшись, сказал шутливо:

— Трубка эта куда крепче моей. Даже слезу вышибает.

Брат совы вежливо улыбнулся, но не больше: не хотел изменять печальной торжественности своего душевного состояния. И приняв трубку, в свою очередь, затянулся, помолчал со значительностью священнодействия заклинателя стихий: ведь речь должна была идти о предвестье всесветной беды. Наконец спросил:

— Верно ли, что существует огонь, который может сжечь всю землю, именуемую нами срединным миром?

— Верно, — не сразу ответил Ялмар, показывая, что ему не так и легко давать утвердительный ответ на столь страшный вопрос.

— Огонь — это не всегда благо. Вот горит костер. От его огня скоро закипит чайник. Но зачем сжигать весь чум с обитателями, чтобы вскипятить чайник? Кто будет пить чай?

— Вполне здравый вопрос.

— Его может задать и ребенок. Но как отвечает на это род людской, который, по словам колдуна, скоро сгорит вместе со всем сущим? Конечно, мы не верим колдуну, но нам тревожно...

— Миллионы здравых людей говорят, что чум сжигать, чтобы вскипятить чайник, да еще с мыслью никому, кроме себя, не позволить из него попить чаю, нелепо и дико.

— Постой, постой, — взмахнул рукой Брат гагары, вскидывая длинное горбоносое лицо. — Ты, кажется, речь завел о тех, кто жаден...

— Да, моя мысль об алчности тех, кто слишком много имеет, но хочет иметь безмерно больше. Давятся, а заглатывают еще и еще, и теряют рассудок. И все в их представлении перевернулось. Грабителем называют того, кто мешает им грабить. И разбойником называют того, кто их уличает в разбое.

— Да, мало здесь здравого смысла, — угрюмо сказал Брат кита, — совсем нет смысла.