Древо возможностей

В завещании, составленном незадолго до опыта, доктор оговорил, что его тело не должно быть похоронено в семейном склепе. Науке, которая помогла ему освободиться от бремени, он оказывал ответную услугу, завещая ей несколько килограммов органов, мышц, хрящей, костей, крови и различных жидкостей. Пусть ученые делают с ними что им угодно.

– Папа умер? – спросил сын.

– Нет-нет. Он жив. Он просто… изменился, – ответила мать, смутившись.

Маленькую дочку едва не вырвало.

– Ты хочешь сказать, что папа теперь – вот это?

Она показала пальцем на мозг, плавающий в питательном растворе.

– Вы не можете больше с ним говорить и слушать его, но он все время о вас думает. По крайней мере, я в этом убеждена.

До Валери Рубле доходил весь ужас ситуации. Ее дети будут расти без отца. А она – доживать свой век без мужа.

– Что мы с ним будем делать, мама? – спросила девочка, показывая пальцем на сосуд, в котором безмятежно колыхалась розовая желеобразная масса.

– Поставим папу в гостиной. Так мы все-таки сможем видеть его каждый день.

Поначалу сосуд красовался в середине комнаты, освещенный на манер аквариума. Его чтили как главу семьи, каковым он и был.

Дети время от времени обращались к этому на вид большому розоватому овощу, плавающему в жидкости.

– Папа, я получил сегодня хорошие отметки в школе. Не знаю, слышишь ли ты меня, но я уверен, что тебя это радует, правда?

Валери Рубле с сокрушенным видом смотрела, как ее дети беседуют с банкой. Порой она и сама ловила себя на том, что заговаривает с мозгом. Она, в частности, задавала ему вопросы о ведении семейного бюджета. Гюстав был (прежде) большим докой по этой части, и она думала, что вот-вот ответ просочится сквозь стекло.

Доктор Рубле между тем был далек от всего этого в покое отсутствия чувственной стимуляции. Он не спал, не видел снов: он мыслил. Поначалу он, естественно, спрашивал себя, правильным ли было его решение. Гюстав думал о своей семье, о друзьях, о пациентах и жалел, что покинул их. Но очень скоро жилка первопроходца взяла в нем верх: он переживал уникальный опыт. Сколько отшельников до него мечтали о таком покое. Даже если его убьют, он не будет страдать. Вряд ли.

Перед ним открывался бескрайний простор его знаний и знаний вообще. Бесконечная панорама его внутреннего мира, самое невероятное путешествие, какое только можно себе представить, погружение в глубину.

Шли годы. Валери Рубле старела, но на розовом мозге ее супруга не появилось ни морщинки. Дети росли, и сосуд занимал все меньше места в их жизни. Когда был куплен новый диван, Гюстава, не раздумывая, отодвинули в угол гостиной, к телевизору. Никто больше с ним не разговаривал.

Идея поставить рядом с отцом аквариум родилась лишь два десятка лет спустя. Вначале об этом и помыслить не могли, но, приходится признать, по прошествии двадцати лет на мозг в прозрачном сосуде уже смотрят как на предмет мебели.

После аквариума с рыбками вокруг Гюстава поставили растения в горшках, потом африканскую скульптуру, потом галогенную лампу.

Валери Рубле умерла, и ее сын Франсис в гневе едва не разбил сосуд, в котором плавал этот равнодушный мозг. Гюставу было неведомо, что происходит в мире. Его жена скончалась, а ему, очевидно, плевать. Да есть ли хоть крупица чувства в этом куске плоти?

Его сестра Карла едва успела удержать брата, когда он уже поднял банку над раковиной. Эта вспышка ярости, однако, возымела действие: Гюстав перекочевал из гостиной в кухню.

И прошли годы…

Карла и Франсис Рубле умерли в свой черед. Перед смертью Франсис сказал своему сыну: «Видишь этот мозг в банке? Он принадлежит твоему деду, который мыслит уже восемьдесят лет. Надо ему помогать. Поддерживай постоянную температуру и меняй время от времени питательный раствор. Не беспокойся, ему нужно лишь немного сахара, чтобы функционировать. Литра глюкозы хватает ему на полгода».

А Гюстав продолжал мыслить. Десятилетия не прошли впустую, он постиг много тайн. Полная отрешенность, а еще больше извлечение мозга продлили ему жизнь. Поначалу было трудно, но со временем эффективность его мышления неуклонно росла. Чем больше загадок он разгадывал, тем быстрее находил решения. И эти решения, накладываясь друг на друга, порождали новые вопросы, на которые он давал новые ответы. Его мысль раскинулась, как дерево со сложным переплетением ветвей, и ветви эти, пересекаясь, то и дело давали новые побеги.

Конечно, ему случалось скучать по вкусу пирожных со взбитыми сливками, по своей жене Валери, по детям, по иным телесериалам, по виду облачного неба или звездной ночи. Ему хотелось ночами снова видеть во сне фантастическое кино. Он тосковал по некоторым ощущениям: удовольствию, холоду и теплу. И даже по боли.