Другой край мира

Кафтан был длинным, но Нэни сделала по бокам разрезы, и Аяна махнула ногой в сторону, чтобы проверить, насколько в нём удобно. Это движение тут же показалось ей неуместным, и она смутилась. Белые птицы на подоле танцевали, и седа переливалась в свете свечей.

Аяна восхищённо покачала головой и задула их. Как ей мог не понравится этот подарок? Вот бы посмотреть на него при свете дня!

Она пробежала по коридору и выскочила в помещение зимнего очага, где её ждали, но, вбежав туда, наткнулась на спины. Нэни оглянулась, заметила её и похлопала по спине Миира, а он кашлянул, и все обернулись, глядя на неё восхищённо.

Но она не взглянула на них. Её сердце летело вниз, вниз, вниз. У двери с тростью стоял Конда. Он смотрел на неё тёмными глазами, и в животе всё сжалось, а внутри натянулась какая-то невыносимая, мучительно звенящая струна. Аяна сделала небольшой шаг вперёд, потом назад, потом прижала руку к горлу. Рукав кафтана зашуршал, она опустила взгляд и увидела на нём маленькие обтянутые тканью пуговки.

– Кирья, – хрипло сказал Конда. – У меня для тебя есть подарок. Ты примешь его?

Она неуверенно кивнула.

Конда повернулся, скинул из-за спины на руку лямку короба и открыл его. Он достал то, что лежало внутри, и Аяна поняла, что это кемандже, про которую он говорил когда-то. Она напоминала по форме лесной орех, а на длинном её грифе было всего четыре струны.

Конда с грохотом подтянул к себе ближайший стул и тяжело сел на него. Он поставил кемандже на колено, вытянул из короба смычок, закрыл глаза и заиграл.

Кемандже не пела. Она рыдала, рыдала в его руках женским голосом, и этот плач рвал душу и натягивал до боли, до предела струну, которую Конда и так натянул своим приходом. Кемандже стонала и вздыхала, и плела рваную, терзающую сердце мелодию, которую Аяна никогда не слышала и не могла себе представить, полную внезапных причудливых опеваний, из-за которых всё внутри переворачивалось и сбивалось с ритма, кричала, как белая птица, летящая над морем, и снова рыдала, мучительно, отчаянно. Аяна оцепенела, у неё щипало в носу и кровь стучала в ушах. Пальцы Конды скользили по струнам, он не открывал глаза, пока мелодия не закончилась, истаяв в рыданиях, отзвенев в ушах, оставив невидимый глазу жгучий отпечаток на глухо стучащем где-то в горле сердце.

Конда опустил смычок, сунул в короб вместе с кемандже, защёлкнул застежку, взял трость и вышел, хлопнув дверью.

Стало тихо.

Воло хмыкнул и покачал головой. Все озадаченно переглядывались, а мама и Сола тревожно смотрели на Аяну.

Она дрожала всем телом. Нет. Выдох. Вдох. Дыши, говорила олем Ати. Дыши.

– Очень красиво, – сказала она, улыбнувшись. – Тебе тоже понравилось, мама? Такая замечательная музыка.

Сола посмотрела на неё с каким-то ужасом.

– Да. Красиво, – сказала мама, но на лице было написано что-то совсем другое.

– Как вам мой наряд? – спросила Аяна. – Вы успели рассмотреть?

Вдох. Выдох. Олем Ати.

– Там есть карманы, – сказала Нэни задумчиво. – Я знаю, ты любишь, когда они поглубже. И на штанах тоже.

– Неужели на четырёх струнах можно сыграть вот такое, – тихо удивился Коде. – Тили, ты слышала? Это было как голос.

– Айи, ты в порядке? – спросила Тили.

– Я сейчас приду, – очень звонко сказала Аяна. – Мне надо причесаться.

Она развернулась и не спеша вышла из комнаты. За ней, словно тень, шаг в шаг шёл Верделл.

– Ты пойдёшь смотреть, как я причёсываюсь? – спросила она, когда дошла до своей двери.

– А надо?

– Как хочешь. Верделл, если уж зашёл, закрой дверь, пожалуйста.

Она села и очень долго сидела молча, потом вынула гребни и стала причёсывать волосы.

– Кирья, ты странно себя ведёшь.

– Да? Не заметила.

– Да. Это песня на тебя так подействовала?

– Это не песня. 

– Это песня. Только он на кемандже её сыграл. Там человек поёт, который потерял свою любимую и зовёт её вернуться к нему, а то он на себя руки наложит.

– Что?

– Убьёт себя. Правда, душу рвёт? Я чуть не заплакал. Там такие строчки в песне есть, я их прямо вспоминал, когда он играл. Про то, как он умер внутри, когда она ушла, и теперь ему всё равно, будет он жить или нет, хотя снаружи он даже улыбается. Кирья, ты куда?

Она схватила сапоги и сунула под мышку. "И-и-р-р-р" – коротко скрипнула дверь.

– Айи, ты куда босиком?

Она пробежала мимо Алгара, на крыльцо и вниз. Снег обжигал. Огонь внутри обжигал сильнее. Перед ней были следы на снегу.

За мостом она поняла, что ноги всё-таки мёрзнут, а правая ещё и болит. Она обернулась и увидела тёмные пятна на синем. Наступила на камень, наверное, – пронеслась и исчезла мысль.

Затон. Тёмная вода, корабль.

Она на миг не узнала его, но потом поняла, что так он выглядит с восстановленными мачтами. Шлюпка... Где-то есть ещё одна шлюпка.

Аяна кинула в неё сапоги, выволокла из-под навеса, обдирая руки, с рычанием дотолкала до воды и схватила весло у борта. Бок корабля был всё ближе.

Лестница. Она взяла сапоги в зубы и взобралась наверх. Где он? Аяна поняла, что не знает, куда идти. Корабль слегка поскрипывал, он как будто дышал.

– Конда... – позвала она. – Конда!

Несколько мгновений темноты.