Другой край мира

– Карманы глубже?

– Да. Карманы. В одежде. 

– Я понял. У нас это выражение означает «кто богаче».

– А что это значит?

– У кого больше имущества. Кирья, смотри.

Анкан достал малый ладо и провёл по струнам, проверяя строй. Ани смотрела на него с улыбкой. Он поднял бровь и сыграл аккорд. Ани покачала головой. Его рука замерла над струнами на миг, потом он сыграл несколько нот, и Ани радостно закивала. Они одновременно взяли дыхание и запели.

Сплети мне венок из травы и колосьев

Сорви мне цветок на прибрежном утёсе

Возьми меня за руку, друг мой любимый,

И песню послушай мою.

Безбрежное море приходит с востока,

Там парус белеет вдали одиноко.

Откуда приплыл он, ветрами гонимый,

Что ищет он в нашем краю?

Вокруг него плещется тихое море,

И небо своей синевой ему вторит,

Прозрачно и ласково путь освещает

Ему тихий луч золотой.

А он будто весь в ожидании шквала,

Он жаждет, чтоб буря вокруг бушевала

И штиль его, кажется, лишь возмущает,

Ему ненавистен покой.

Я, как этот парус, искала ответа

Искала штормов, а не тихого ветра,

И бури несли меня мимо причалов

Всё дальше от мирных краёв

Но ты меня за руку взял осторожно

И всё, что желала я, стало возможным,

И путь свой теперь начинаю сначала.

С минуты, когда я тебя повстречала,

В душе моей песня твоя зазвучала,

И имя той песне — любовь.

Несколько мгновений было тихо, потом им одобрительно захлопали.

Песенка была быстрая, простая, весёлая, но очень чистая и сердечная. Обычно она пелась на два голоса, которые расходились только на последней строке каждого куплета. Но Анкан и Ани изменили мелодию, их голоса постоянно сплетались и менялись местами, и все дисгармонии, неизбежно возникающие из-за этого, разрешались гармонично. Это создавало невероятно приятное ощущение правильности и завершенности, а последние два куплета, которые Ани спела одна, были как тихий и ясный золотой луч в прозрачном воздухе над морем. Тили слушала сплетения их голосов со счастливыми глазами, а потом взяла за руки Аяну и Коде, сидевших по бокам от неё. Аяна улыбнулась, растроганно глядя на подругу, которая будто светилась таким же тихим счастьем, о котором пелось в песне.

Коде тоже был растроган, но в этот раз напротив него сидел Конда, который с внимательной улыбкой смотрел на друзей, поэтому он только слегка прокашлялся и сказал:

– Кто пойдёт танцевать?

Музыканты залезали на телеги, люди выходили в центр двора, всё постепенно приходило в движение. Из мастерских выносили зажженные светильники и шестами поднимали их на веревки над двором, и Аяна с каким-то радостным предвкушением вслушивалась в мелодии, которые пока еще несмело и тихо наигрывали с телег.

Конда встал.

– Кирья, позволь тебя пригласить.

Она легко поднялась и пошла вдоль стола, а он шёл с другой стороны.

– У нас говорят просто «пошли плясать».

– Пошли плясать.

Они вышли к остальным танцующим, и вскоре музыканты заиграли вступление к танцу, который назывался «День сбора урожая».

Она не показывала Конде этот танец, и сначала он сбивался, но удивительно быстро понял последовательность шагов и перестал отвлекаться на свои ноги.

– Ты, видимо, вчера очень внимательно рассматривал, как мы танцуем, – удивлённо сказала Аяна, когда отдышалась в стороне после танца.– Расскажи, как у тебя это получается?

Он подмигнул ей и кивнул в сторону площадки, где пары выстраивались в ряд, чтобы танцевать «Весенний ручей».

– Танцы надо танцевать, а не говорить о них, – весело подмигнул он.

«Весенний ручей» включал в себя не только бодрые коленца, но и смену партнёров, и после Конды Аяна покружилась с Коде, Анканом и Радо, но следующим был Алгар с таким тоскливым лицом, что она сама расстроилась.

Когда танец закончился, Аяна вернулась за стол. Кружка была пуста, и она, хмыкнув, пошла тёмной стороной двора к парням, которые разливали мёд.

Они наполнили её кружку до краёв, и она отошла в уголок.

– Кирья...

Хриплый умоляющий шёпот из тёмного угла напугал её. Верделл вышел на свет из-за бочек, несчастный, унылый, обиженный, протягивая руку к её кружке.

– Кирья, отдай это мне...

– Да вы сговорились! – Она отдернула руку так резко, что напиток чуть не расплескался. – Возьми себе кружку и сам подойди!

– Они мне не наливают, – чуть не плача, сказал Верделл. – Воло подошёл к ним и сказал, что я буйный и мне нельзя мёд.

– А ты буйный?

– Ты что... Я безобидный.

– Тогда знаешь... Знаешь, как мы поступим? Иди сейчас домой и займись чем-нибудь, а я станцую ещё пару танцев и приду. Мне тоже мешают пить хмельное, и мне это порядком надоело.

– Кто мешает? Воло? Занудствует о заветах совести?

– Нет. Конда. Он выпивает половину всего, что мне наливают.

– Конда пьёт половину из твоей кружки?! – Верделл вытянул шею, глядя на неё в изумлении.

– Да, а что?

– Не-не-не. Ничего. Мне нравится твой план. Я тогда пойду домой и посижу у тебя в комнате, а ты приходи, как натанцуешься.

– Возьми кружки у очага. И из кладовой орехи и ещё чего-нибудь.

– Ага.

Он исчез, и Аяна, хихикнув, опорожнила половину кружки и вернулась к столу.

– Кирья, я на миг потерял тебя из виду... Кирья! – Конда отобрал у неё кружку и выпил оставшееся.