– Смотря какие. Есть камьеры и ками, они ухаживают за кирио, одевают их, помогают мыться, причесывают, бреют, чистят их пуговицы и запонки, выполняют личные поручения. И есть простые катьонте. Они почти не покидают нижних этажей. Они занимаются чёрной работой, топят камины зимой, собирают бельё с постелей кирио, ставят свежие цветы в вазы. Кроме того, есть экономки, управляющие, кухарки и стряпухи, мальчики, которые возят молоко, конюхи, псари...
– Это благородная работа – ухаживать за немощными.
– В каком смысле?
– Ты сказал, они одевают, бреют, причесывают несчастных калек.
– Кирья, прочисти уши! Я не сказал, что они калеки.
– Старики?
– Нет, кирья! Они такие же, как ты и я. Но только они кирио, богатые кирио. У кира Воло и кира Конды дома тоже есть личные камьеры, а они что, по-твоему, калеки или старики? Так, подожди. Надо налить ещё. А то мне хочется встать и ходить по комнате.
– И мне налей. Верделл, что значит «не хватает денег на свадьбу»?
– Это значит, что у человека недостаточно имущества, чтобы жениться.
– А какое имущество нужно, чтобы жениться?
– Смотря на ком. Если девушка низкого рода, то небольшое. Но такие браки очень редко заключаются, конечно. Почти никогда. Если же высокого — он должен выплатить огроменную сумму её родителям, потому что жена из хорошего рода производит впечатление и обеспечивает новые связи. Ну а если девушка порченая, то сами родители приплачивают, чтобы её взяли замуж. Но такое случается очень, очень редко... Девушек оберегают от такого.
– Порченая?
– Ну, кирья... А, нет, мне уже нормально. Это девушка, которая была с мужчиной до свадьбы.
– Погоди, ты имеешь в виду...
– Ага.
Они помолчали.
– То есть, ты хочешь сказать, что у вас девушек меняют на имущество, как другие вещи? И что человека, как вещь, можно «испортить»?
– Не человека, а девушку. Ну, получается, что так. Кирья, не смотри так свирепо на меня, не я это придумал!
– Ну ладно. Ладно! А если девушка полюбит кого-то, кто... как ты сказал? Низкого рода? Если она полюбит такого человека, но у него не будет достаточно имущества, чтобы обменять на неё?
– Тогда они не поженятся. У нас девушки не выбирают, за кого выйти замуж.
– Ты несёшь какую-то околесицу.
Он развёл руками.
– Так мы живём. Зато мужчина ценит жену, потому что копит на неё очень долго, а не как, например, в Харадале, где за девушкой ещё и приданое дают. Там, говорят, некоторые ублюдки женятся, сживают жену со свету, а приданое оставляют себе, и так пока не разбогатеют. Но их, конечно, наказывают... Если докажут. Ну что, ты достаточно захмелела?
– Ты говоришь страшные вещи, Верделл. Я не могу в это поверить. Налей ещё. А ты захмелел?
– Вроде того.
– Тогда слушай. За мной ухаживает один парень. Он нравится всем, а одна девушка даже пришла и бранила меня из-за него. Все говорят, что он замечательный. Он правда замечательный, и с ним легко. Когда мне однажды стало страшно, я обняла его, и мне стало немного спокойнее. В общем, я недавно поцеловала его. Но мне кажется, я зря это сделала.
– Почему?
– Ох, Верделл... – Она обхватила лицо ладонями. – Как ты понимаешь, что тебе нравится девушка?
Верделл неожиданно смутился, и даже в свете фонаря это было очень заметно.
– Ну... меня к ней тянет.
– Как?
– Кирья... ты правда хочешь знать?
– Да. Расскажи.
– Ну, у меня появляется такое ощущение в животе, будто я съел что-то несвежее, но это не противное, а приятное ощущение. Мне хочется быть рядом с ней и смотреть на неё, разглядывать её черты лица, волосы, родинки на щеке или плечах. Представлять её в нижнем платье или вообще без него. У меня поднимаются дыбом волоски на затылке и начинает всё валиться из рук, если она рядом. Мне хочется говорить громче обычного и выделываться перед ней, а ещё ловить её восхищённые взгляды. И ещё я очень сильно ревную, если на неё кто-то смотрит, или если она смотрит на кого-то.
– Ревнуешь?
– Да. Гадкое, мерзкое чувство, как будто у тебя внутри всё сжалось то ли от страха, то ли ещё от чего-то. И невозможно ни о чём другом думать. Кровь приливает к лицу, стучит в висках. А перед глазами картинки, чем может закончится её разговор с этим хмырём, и они совсем не успокаивают. Совсем.
Он помолчал.
– Кирья, ты так об этом спрашиваешь, будто тут у вас в долине и этого тоже нет, как денег или убийц.
– Есть. Я говорила тебе, что Миир подрался с другим парнем из-за девушки.
– И ты никогда не испытывала ревность?
– Я думаю, что испытывала.
– Тогда почему ты думаешь, что делаешь ошибку?
– Кажется, что я чувствую всё это. Но не к тому парню, которого я поцеловала.
– Зачем же ты его поцеловала?
– Не знаю. Все вокруг хвалили его, а ещё целовались, обнимались, говорили о любви, о замужестве, шутили и упоминали, как видели кого-то без одежды, и я тоже постепенно начала думать об этом всём.
– Но его-то зачем целовать? Ты думала о нём? Вспоминала его голос, волосы, взгляд?
– Нет.. Нет! Мне было жалко его, Верделл! Он стоял там и мучился!
– Знаешь, кирья, меньше всего на свете я бы хотел, чтобы меня целовали из жалости. По мне, так это унизительно настолько, насколько возможно.
Они снова помолчали.