Фонарь, который Аяна взяла у очага, всё время норовил погаснуть. Она дошла до двора Вагды и осмотрелась. Свет горел почти везде, так что она направилась в комнату Тили.
– Тили, я пришла!
Она подошла по коридору к закрытой двери и постучала.
– Тили! Это я!
– Да-да. Заходи, – послышалось из-за двери.
Тили была не одна – к ней заглянул Коде. Аяна закрыла за собой дверь, поставила фонарь на столик и посмотрела на подругу, сидевшую на кровати с вышивкой в руках, потом медленно перевела взгляд на всклокоченного Коде, который сосредоточенно рассматривал свои ногти, сидя за столом.
– Ты чего, Айи? Проходи! Ко мне тут Коде заглянул.
– Ничего. Привет, Коде. Тили, ты держишь вышивку изнанкой. Тебе точно хватает света? У тебя темно.
– Ой! А! Да. Я распарывала тут несколько нитей.
Аяна посмотрела на иголку в её руках и промолчала. Розовые пятна, которые всегда выступали на шее Тили, когда она волновалась, стали ещё ярче.
– Коде, как там Анкан и Ани?
Коде повернулся к ней и прокашлялся.
– Хорошо. Они в порядке. Ничего так. Поют. Постоянно.
– Да ты садись, Айи! – сказала Тили. – Чего ты стоишь?
– Ты знаешь, – задумчиво сказала Аяна, – мне кажется, я что-то забыла сделать дома. Я пока не знаю, что, поэтому лучше вернусь и посмотрю. Думаю, это что-то важное.
– Ну хорошо, – улыбнулась Тили. – Увидимся тогда завтра.
Аяна вышла во двор и оглянулась на окна подруги, вздохнув. Может, показалось.
Ей не хотелось думать ни о чём. И она могла бы поклясться, что давно уже не спала ночью так крепко.
42. Почему ты меня не боишься?
Белая птица кричала, удаляясь от берега, и била крыльями, борясь с ветром. Аяна кричала в ответ, и ветер уносил её слова, но не давал ей ничего расслышать. Волосы путались и летели на лицо, она убирала их назад, но они снова летели вперёд, и ветер свистел в ушах, а птица всё кричала, и только отзвуки крика доносились до Аяны, тревожа её сердце.
Она открыла глаза и лежала так, глядя в окно, за которым падали снежинки. Серое небо нависло над землёй, и крохотные белые звёздочки падали вниз и таяли, не долетая до земли.
Было светло, это значило, что она проспала, и Воло уже ушёл. Она натянула рубашку и сунула под мышку кафтан. Дверь её комнаты стукнула о косяк как раз тогда, когда последние ступени лестницы скрипнули под её ногами.
– Ты влетела сюда, как белый мотылёк на свет фонаря, – сказал Конда, отпуская её. – Я недавно проснулся и ещё не ел. Тут есть варёные клубни, их принёс Воло, и вот это странное, что так любит кир Ансе.
– Он заходил к тебе? – спросила Аяна, садясь за стол и жуя принесённые младшим братом медовые палочки из нарубленных орехов, расплющенных зёрен авены и сушёных яблок. – Возьми, это вкусно.
Он взял одну и откусил.
– Немного сложно жуётся, – сказал он, садясь на кровать. – Но вкусно.
– Там жёсткие орехи. Орехи, варёные в меду, гораздо мягче.
– Я пробовал на празднике. Кир Ансе приходит рисовать мой портрет. Он очень интересный молодой человек. У него есть тяга к знаниям.
– Он пугает людей. Он приходит без спроса в разные дворы и молча ходит за кем-то, уставившись на его руки, и зарисовывает некоторые вещи. Взрослые посмеиваются добродушно, а парни вроде Тамира и Арета могут и прикрикнуть.
– Он быстро вырастет и сможет сам на кого угодно прикрикнуть. Ты видела, как он рисует?
– Да. Он как-то мне сказал, что делает это, потому что хочет научиться летать. Он лет с трёх везде ищет мёртвых пёстрых сорок, а теперь ещё и рисует их крылья. По-моему, он мечтал о ястребе, но так ни разу и не нашёл.
– У нас на юге охотятся с хищными птицами. Кирья... Аяна. Сядешь ко мне, Аяна?
Она села к нему на кровать, он свернулся вокруг, обняв её.
– Ты снова хочешь укусить меня? – спросила она.
– Нет... Да. Постоянно.
– Так укуси.
Он напрягся.
– Подвинься, – сказала она. – я лягу к тебе.
Он подвинулся на дальний край, и она легла лицом к нему.
– Почему ты меня не боишься? – прошептал он.
– А почему я должна?
Она гладила его по щеке, и он млел, как кот, которому чешут подбородок.
– Почему я должна тебя бояться?
– Не знаю. Я думал, это в порядке вещей, когда девушка... боится.
– Я не боюсь тебя. Поцелуй меня.
Он поднял руку и показал ей.
– Смотри, от твоего шёпота у меня мурашки.
– Делай, что я сказала.
– Ничего себе, – сказал он, целуя её. – откуда эта дерзость?
– Ты мучил меня, – прошептала она. – и продолжаешь мучить.
– Аяна... – приподнялся он на локте. – Ты понимаешь... Ты ведь понимаешь...
– Да. – Она отвела глаза. – Понимаю.
– Ты ведь знаешь, что я...
– Испортишь меня. Конда, я не вещь, чтобы меня можно было испортить.
Он застонал и перевернулся на спину.
– Когда ты так говоришь, мне становится совсем невыносимо!
– Почему?
– Не знаю! Об этом не говорят.
– Но... но у вас же рождаются дети.
– Потому что так положено, Аяна! Люди заключают брак, и потом у них рождаются дети. Они не говорят об этом.
– Танцы надо танцевать, а не говорить о них, – вспомнила она.
– Чему я научил тебя, – схватился он за голову.