Дружба с привилегиями

– Я уверена, есть причина, по которой ты держишь людей на расстоянии, но с нами этого делать не стоит. Я имею в виду соседей. Мы все нормальные, и ты это знаешь. Ты тусуешься с нами и купила мне торт-мороженое. Это укрепляет меня в мысли, что ты – хороший человек.

– Я… – М-да. Можно было бы что-то объяснить, но при любом варианте это бы звучало как полный бред. – Что ж, спасибо!

Она снова посмотрела на мой телефон.

– Пойдешь к нему?

Тело голосовало «за» – знало, как хорошо в его объятиях, и уже предвкушало их. Но я покачала головой, пряча телефон обратно в карман.

– Нет. Пойду домой. Может быть, потусуюсь с соседями и лягу спать, как полагается ответственной студентке. Завтра у меня занятия с самого утра.

Она засмеялась.

– А я надеялась пропустить сегодня по паре стаканчиков…

– Тоже мысль!

Я подвезла Скайлар домой. У заднего входа мы расстались. Я стала подниматься к себе, сказав, что спущусь чуть позже, а она направилась в дом.

Свет горел. Заходя в комнату, я услышала, как сработал слив в унитазе.

Дверь в ванную была закрыта.

В квартире кто-то находился!

Я приросла к месту.

Включилась вода. Выключилась.

Первой мыслью было «бежать». Я попятилась, и тут дверь ванной открылась – оттуда вышла мама. Увидев меня, она широко распахнула глаза и встала в позу – в буквальном смысле: руки на бедрах. Одно бедро вперед, грудь выпячена. Фигуры у нас были одинаковые, но годы ее не пощадили. Под глазами набрякли мешки и залегли тени, хотя, возможно, это был макияж – для пущего эффекта. Волосы она недавно покрасила, на сей раз в ярко-рыжий цвет. Ей было к лицу. Набрав в грудь воздуха, она воскликнула:

– О БОЖЕ! МАРА!

И не успела я сделать пары шагов, как она налетела на меня и заключила в объятия.

– О боже! Малышка, девочка моя! Я так по тебе скучала! Ужас как! Точно всю жизнь не виделись!

Она стискивала меня изо всех сил.

Я отстранилась, пятясь назад.

Она была тут.

В моей мансарде.

Тут!

Паника зашевелилась, нарастая постепенно. Пока ее сдерживал шок. Я чувствовала, как она поднимается, отдаваясь физической болью.

– Как ты сюда попала?

– А соседи-то на что? – хрипло хохотнула мама, заходя на кухню.

Там она подошла к шкафу, где я держала стаканы, и вытащила коробку макарон с сыром.

– Серьезно? Ты этим пичкаешь свой организм? – Она окинула меня взглядом и, усмехнувшись, кинула коробку на стойку. – Я тебя не этому учила. Пойдем-ка!

Она направилась в комнату, когда я наконец сообразила, что произошло.

– Давай сходим в бар…

Я перестала ее слушать и открыла шкаф. Утром в нем были стаканы, чашки, кружки и пара винных бокалов. Сейчас лежали продукты. Я их не покупала, но они тут были. Макароны с сыром, а не то, что я купила.

В другом шкафу – та же история. Утром в нем были тарелки и миски, а сейчас лежали полотенца и салфетки для уборки.

– Где мои вещи?

– Ах да… – Она взяла мой рюкзак и перенесла на диван. – Я тут кое-что реорганизовала. Если не хочешь набрать «семь кило первокурсницы», тарелки и чашки нужно держать подальше. Еду можно класть где угодно, потому что главное в диете – это тарелки. – Она помолчала и, открыв молнию на рюкзаке, еще раз окинула меня взглядом. – Но ты выглядишь хорошо, набрала не слишком много, хотя все равно придется сбросить – от греха подальше. Не хочу, чтобы моя дочь связалась с неудачником. Нам нужно найти хорошего парня. Заарканить его прямо сейчас. С малышом Девро ты тогда хорошо придумала! Жаль, что он тебя раскусил и подцепил другую. Ее семья тоже из богатеньких. Малый оказался не дурак!

Меня тошнило от ее слов, хотелось заткнуть уши, а она тем временем проверяла содержимое рюкзака. Достала кошелек и принялась в нем копаться. Я до сих пор не оправилась от шока, что она здесь, разговаривала с соседями, перевернула вверх дном все на кухне, и за всеми ее мерзкими комментариями не сразу сообразила, что она делает.

Она доставала деньги.

– Стой!

Я кинулась к ней и отобрала кошелек. Грудь у меня ходила ходуном.

О нет!

Я сделала именно то, что ей требовалось. Заорала и что-то отобрала силой. Теперь оставалось ждать, что она предпримет дальше. Закатит истерику? Зарыдает? При любом раскладе она выставит себя жертвой.

Она всегда была жертвой.

При любом сценарии.

Она была жертвой, если я входила в комнату, а у нее был соответствующий настрой.

Она была жертвой, если я открывала посудомоечную машину и забывала ее закрыть.

У нее вырвался гортанный всхлип.

Это продолжалось годами – достало до невозможности. Невыносимо.

Она готовилась зарыдать. Выбор был сделан. Несколько минут – и она окончательно раскиснет.

– Не могу поверить, что ты поступила со мной так…

Снова всхлип. Вздох. Слезы уже текли по ее лицу.

Еще чуть-чуть – и она зарыдает в голос.

А я сделаю то, чему научилась, пока росла.

Отключусь. Уйти я не смогу. Это лишь подольет масла в огонь. «Ты меня бросаешь». «Ты меня не любишь». И так далее, и так далее, и так далее – до бесконечности. Логика тут бессильна. Она ей не нужна. Взывать к здравому смыслу бесполезно. Все что угодно, лишь бы привлечь мое внимание. А будь здесь кто-то еще, то и их внимание.