Друзья. Больше, чем просто сериал. История создания самого популярного ситкома в истории

«Моя так называемая жизнь» была поистине революционной драмой и рассказывала об ученице средней школы Анджеле Чейз (Клэр Дэйнс) и ее друзьях через слишком знакомые муки подросткового возраста. Шоу касалось тех же тем, что и «Друзья», но совершенно в другом ключе. Казалось, что эти сериалы не могут существовать на одной планете, не говоря уже об одном и том же временном интервале. В «Моей так называемой жизни» фигурировал персонаж с нетрадиционной ориентацией Рикки (Уилсон Круз, первый открытый актер-гей, сыгравший персонажа-гея), который был метисом, носил подводку для глаз и ходил в раздевалку для девочек в школе. Сериал исследовал не только любовь между друзьями, но и напряжение и сложность, которые неизбежно возникают в этих отношениях. У него даже была своя собственная «будут они вместе или нет» пара: Анджела и Джордан Каталано (Джаред Лето). Эта пара не целовалась на глазах у своих друзей. Вместо этого они целовались в подвале школы, а затем он игнорировал ее до конца эпизода. Как и в случае с «Друзьями», их роман был прекрасен, но в нем присутствовали печаль и разочарование. Джордан не был крабом Анджелы. Он был ее дерьмовым парнем из средней школы.

«Мою так называемую жизнь» обожали критики, но мало кто из зрителей ее смотрел. Клостерман был одним из немногих, кто это делал (пока сериал не закрыли после девятнадцати эпизодов). Он недавно окончил Университет Северной Дакоты и жил в Фарго, работая в газете, которая специально наняла его, чтобы обратиться к этой новой аудитории поколения X, о которой все говорили. Он в одиночестве проводил вечер четверга дома за просмотром «Моей так называемой жизни», но в пятницу возвращался в свой университетский городок Гранд-Форкс, где жили многие его друзья. Они допоздна сидели в баре, возвращались домой пьяными, а затем заваливались в чью-то квартиру и собирались перед телевизором. «Я понял, что они все записали «Друзей» на свои видеомагнитофоны, чтобы посмотреть сериал, когда вернутся из бара ночью. Тогда я впервые увидел один из эпизодов», – рассказывал мне Клостерман. Просмотр шоу стал частью его выходных с друзьями. Именно этим «Друзья» были для многих. «Это стало тем, что люди смотрели, казалось бы, только для развлечения, не вдаваясь в подробности и глубину сюжета. Но когда сериал становится настолько значимым, как это было с «Друзьями», все меняется, и начинает казаться, что в каждом решении героев было что-то заложено», – вспоминал Клостерман. В глубине души он тоже чувствовал, и все еще чувствует, что «Моя так называемая жизнь» была более качественным шоу. Конечно, оно действительно представляло поколение X, его переживания и ценность. «Моя так называемая жизнь» отражала реальную жизнь людей (стрижки, одежду и отношения). И именно поэтому «Друзья» победили. Они тоже отражали реальную жизнь, но немного лучше.

Центральной темой телевидения в 1990-е годы была «желательная нормальность», как это называет медиаменеджер Лорен Залазник. В это время она курировала в VH1 разработку и развитие, прежде чем перейти в NBC Universal, где она обновила канал Bravo во время расцвета реалити-телевидения. В течение своей карьеры она исследовала настроение американских зрителей и их телевизионные предпочтения. В конце 1970-х – начале 1980-х годов страна переживала всплески безработицы и экономическое неравенство. На телевидении стал появляться контент, связанный с фантазиями. Причем в прямом смысле слова: сериал «Остров фантазий», мечты о силе и отваге в «Человеке на шесть миллионов долларов» или желание получить богатство и власть, как в «Далласе» или «Династии».

Но к середине 1990-х годов настроение зрителей улучшилось. Экономика была стабильна и росла устойчивыми темпами. И Холодная война, и война в Персидском заливе официально закончились, и хотя в мире все еще были войны, нищета и всевозможные ужасы, многие американцы предпочитали не придавать этому огромного значения[60]

. Короче говоря, «Это была эпоха Клинтона, – сказала Залазник. – Мы решили, что мир становится лучше, и каждый может себе позволить чашку кофе за четыре доллара в «Центральной кофейне».

Это была эпоха достижимой роскоши, когда люди внезапно начали заказывать венти[61], обезжиренный латте без пены вместо простого кофе. Мода приняла нормальный вид, так как белые футболки и джинсы со свободным кроем вытеснили яркий, несуразный стиль предыдущего десятилетия. Зрители больше не жаждали полномасштабной фантазии телевидения 1980-х годов, и они не хотели думать о таких драмах, как «Моя так называемая жизнь» (она слишком напоминала реальность). Они хотели комедии, но не абсурдной. Им нужны были персонажи, с которыми они могли бы себя ассоциировать и чью одежду они могли бы найти в любом торговом центре. Исчезла Алексис Кэррингтон из «Династии» с ее халатом с мехом и 48-комнатным особняком, и на ее место пришла Моника Геллер в кардигане из GAP и съемной двухкомнатной квартирой. Нереально? Да. Но не невозможно.