Дуэль Пушкина

Полуотвернувшееся лицо очень похоже на портрет Олениной, набросанный Пушкиным. Рисунок в альбоме помечен цифрой 9, но к ней приписана ещё одна цифра 10000. Пушкин скромно писал о сотне увлечений, Ушаковы дразнили его тысячами.

Сватовство к Гончаровой

Взявшись за устройство семейного очага, Пушкин действовал решительно и целеустремлённо. Потерпев неудачу у Олениных, он вспомнил о московской ярмарке невест. Возобновив визиты к Ушаковым, поэт принялся ухаживать за Натальей Гончаровой.

Шестнадцатилетняя Наташа Гончарова привлекла внимание поэта на балу в декабре 1828 г. Вспоминая об этом, он писал: «Когда я увидел её в первый раз, красоту её едва начали замечать в свете. Я полюбил её. Голова у меня закружилась…»[269]

В Москве не знали, что думать, и называли имена сразу двух барышень, коль скоро заходила речь о невесте поэта. 1 апреля 1829 г. Пушкин набросал в Альбоме девиц Ушаковых портрет Екатерины Ушаковой (л. 27 об.). Примерно тогда же на л. 26 об. появился женский портрет с подписью: «Kars, Kars». Карс был неприступной турецкой крепостью, взятой русскими летом 1828 г. В доме Ушаковых Карсом стали именовать Наталью Гончарову, неприступную красавицу.

1 мая 1829 г. через Ф. Толстого поэт попросил у Н.И. Гончаровой руку её дочери. Ответ был уклончивым. Написав письмо матери невесты, Пушкин умчался на Кавказ. В письме жених писал, что не считает полученный ответ отказом, что он должен был бы писать Н.И. Гончаровой «на коленях, проливая слёзы благодарности». Благодарить было, однако же, не за что. Отказ посеял в душе поэта смятение. «…Извините нетерпение сердца больного, которому недоступно счастье. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души увожу образ небесного существа…» — так заканчивал он своё письмо. Слова о больном и несчастном сердце едва ли могли растрогать мать девушки. Позже Александр Сергеевич счёл необходимым объяснить свой внезапный отъезд из Москвы, напоминавший бегство: «…я сделал предложение, Ваш ответ, при всей его неопределённости, на мгновение свёл меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию; Вы спросите меня — зачем? клянусь Вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни Вашего, ни её присутствия…»[270]

С Кавказа Александр Сергеевич вернулся в Москву лишь осенью. Столь долгое отсутствие трудно было объяснить. В письме Н.И. Гончаровой Александр Сергеевич сетовал, будто в дни путешествия «надеялся, ждал ответа (от Н.И. Гончаровой. — Р.С.) — он не приходил»[271].

На юге у Пушкина не было постоянного адреса. Там шли военные действия. Жизнь Пушкина подвергалась опасности. Барышня, которой он сделал предложение, могла беспокоиться. Но всё это не имело особого значения в глазах поэта.

Сватовство наложило на Пушкина определённые обязательства. По этой причине первый визит в Москве он нанёс не ждавшим его друзьям, а Гончаровым. Один из его приятелей получил записку: «Извините меня, ради Бога — обязанность, так сказать, священная… До свидания»[272]

.

Жених вернулся в Москву сразу после того, как Наталья отпраздновала своё семнадцатилетие. Главное возражение, что избранница — ещё дитя, отпало. Исполняя «священную обязанность», Пушкин посетил дом Гончаровых. Но ему был оказан холодный приём, и он оробел. («У меня не хватило мужества объясниться — я уехал в Петербург в полном отчаянии» — писал он Н.И. Гончаровой[273].) Пушкин начал думать, что дело его проиграно, и ему вновь пришлось искать спасения в бегстве.

Отказ Гончаровой нанёс поэту не менее чувствительный удар, чем неудача в доме Олениных. Забыть неудачу в первом случае помогла ему Закревская, во втором — Собаньская. Находясь в полном смятении чувств, поэт по возвращении в столицу встретил красавицу-польку, которую, казалось бы, послала ему сама судьба.

Чувством глубокой меланхолии проникнуты стихи, записанные в альбом Собаньской 5 января 1830 г.

Что в имени тебе моём?Оно умрёт, как шум печальный,

Волны, плеснувшей в берег дальный,Как звук ночной в лесу глухом.Оно на памятном листкеОставит мёртвый след, подобныйУзору надписи надгробной

На непонятном языке.Что в нём? Забытое давноВ волненьях новых и мятежных,Твоей душе не даст оноВоспоминаний чистых, нежных[…]

7 января 1830 г. поэт обратился к Бенкендорфу с прошением: «…покамест я ещё не женат и не зачислен в службу, я бы хотел совершить путешествие во Францию или Италию». На худой конец, Пушкин соглашался ехать с посольством в Китай. Путешествие в Западную Европу заняло бы много месяцев, в Китай — годы[274].