Я задержался в Москве. Уж очень пикантным было создавшееся положение – оказаться виновником двух шумных премьер. Особо сильные круги расходились вокруг первого спектакля. Побывать на нем считалось необходимым и даже престижным для самых разных людей. В антрактах фойе гудело от возбуждения, как всегда, если вместе собирается много знаменитостей. От новых знакомств, от узнаваемых лиц у меня голова шла кругом. Уезжая в Ленинград, я зашел в дирекцию, чтобы забронировать билеты для своих знакомых. Мне ответили: «А на следующий спектакль билетов не будет. – Почему? – Спектакль закрытый, смотрит КГБ». Мне стало не по себе. Но администратор меня успокоил. Выяснилось, что со стороны органов это всего лишь культурная акция, так сказать, культпоход. Для сотрудников был закуплен весь зал.
Прошло около двух десятков спектаклей (вместе с гастрольными), а пресса молчала. Устных отзывов, приятельских похвал и неприятельских пересудов было много, а печатной строки – ни одной. Мы понимали (и нам подсказывали), что
А далее пресса занялась государственными делами – умер Брежнев и сменилась власть. Наш «бармен Роберт» стал зятем генсека. Название «Смотрите, кто пришел!» приобрело двусмысленное звучание, тем более что либеральная интеллигенция без конца муссировала эту тему: кто же, кто? Одни говорили: преемник «железного Феликса», другие – нет, скрытый либерал. Дома ходит в джинсах, любит джаз и абстрактную живопись. Опять же дочь служит в музыкальном издательстве. Уповали на лучшее, ждали перемен.
Я был далек от этих московских тревог – и душевно и физически – сидел себе и потихоньку в Комарово и работал. Из Москвы пришло известие, что оживилась работа над спектаклем в театре на Малой Бронной. Утром 29 ноября я снова был в Москве, но уже проездом – отправлялся на очередной семинар драматургов в Рузу, уже в роли одного из руководителей. О дальнейших событиях со всей достоверностью расскажут мои письма жене.