Такой «мастер» владеет собой обычно настолько, что прочие почитают за благо просто находиться рядом. Смотреть на мастера, ощущать присутствие, дышать одним воздухом. Грантсы считают, что это тоже учеба – сам процесс нахождения рядом с мастером. Они перенимают у него нужное «умонастроение».
В более развитых экзотианских мирах люди как-то балансируют между умонастроениями и чувством долга, ответственности. На Гране этого нет. Здесь – сначала умонастроение, потом – все остальное.
Я мечтал сотворить тут нечто такое безобразное, чтобы вообще перестать интересовать местное население. Только не знал пока – что.
Утро не заладилось.
Поднял своих на рассвете, пока солнце до конца не встало и не изжарило нас всех. Начали грузиться по шлюпкам. И тут прилетела Влана.
Под глазами круги – не спала? Не похоже на нее. В стимуляторах – медицинских и растительных – она разбиралась лучше нашего медика.
– Капитан, – поприветствовал я ее шутливо, но без малейшей улыбки в голосе. Забыл улыбнуться. – Вы у меня что, с глубокого похмелья?
Кто-то за моей спиной хихикнул. Я обернулся, посмотрел внимательно. Ребята замерли. Знали, что я давно и намеренно валяю здесь дурака, как бы опять чего не выкинул.
– Сон дурной, господин капитан. На пару слов вас можно? – ответила она мне по уставу.
Мы отошли.
– Правда сон? – спросил я, размышляя – застегнуть куртку или нет. Сверху уже начало припекать, но дуло прилично.
– Предчувствие. Волнуюсь я за девочек. На Аннхелле ухудшилась ситуация, да?
Ну вот откуда она узнала?
Я кивнул.
– С… М-мерисом бы связаться.
Имя она выдавила из себя. Он же ее не обижал вроде?
С Мерисом было оговорено, что выходит на меня, как правило, он.
Я почесал подбородок. Какая-то летучая дрянь укусила вчера. Попробовать через инспектора Джастина? Он – официальное лицо, может и по основному каналу поговорить. Сверхсекретного в этой просьбе ничего нет.
– Попробую вечером, – сказал я.
Ответ Влану не удовлетворил.
– Ну, тогда давай сама, я сейчас улетаю в долину. Только не с Мерисом. С инспектором поговори. А он сам с кем надо свяжется, если чего. Будет придираться – скажи – я приказал.
Влана кивнула с явным облегчением.
Чего она на Мериса взъелась? Они вообще у меня виделись разве? Вроде нет.
Женская душа – потемки… Стоп, почему женская. Говорят: чужая душа – потемки. Но почему-то подумалось – женская…
Тень Матери.
Мне стало вдруг холодно, и я застегнулся наглухо. Почему – не тень отца? Темная мать, Мать Тени, Мертвая мать, Танати матум…
Ребята закончили погрузку, и нужно было командовать отлет. Тоже своего рода смерть. СМЕщение с одного места на другое. Смерть – это, наверное, тоже смещение с места на место. Значит, Мертвая мать – мать, уже сместившаяся. Откуда – понятно. Или – тоже не понятно? Сместившихся из мира живых? Куда? А наш мир – это точно мир живых, никто ничего не напутал? Чего ж мы кидаемся тогда друг на друга?
На шлюпках включили двигатели. Я сел рядом с Росом, он не болтливый. Почему-то думалось совсем не о проблемах, которые придется сегодня решать, а о тени Матери. О том, так ли явно, КУДА она сместилась и откуда. Мне казалось – еще чуть-чуть и я пойму… Но мы прилетели раньше, чем я понял.
А еще раньше я загляделся на горы.
Шлюпки ползли на ручном управлении, медленно переваливая через горную цепь. Казалось, каменистые склоны можно потрогать рукой, через открытые обзорные прорези. Шлюпка «дышала» горным воздухом, давая возможность и нам дуреть от недостатка кислорода.
Бойцы мои смотрели вниз как завороженные. Только Рос был слишком сосредоточен, чтобы глазеть. Да Айим не пялился вниз, у него всегда не срасталось с лирикой.
Сели – как на блюдце.
Небольшая долина, за спиной горный перевал – единственная нормальная дорога на столицу, справа – холмы, слева местность понижается постепенно до реки и городка вокруг нее, который так потом и тянется вдоль воды.
Со стороны реки несет холодом, а над холмами висит мелкая желтая пыль. Но предутренний ветер уже улегся, и ребята расстегивают куртки, а кое-кто даже успел раздеться.
Я тоже сбросил куртку и решил для разминки чего-нибудь потаскать. Сигнализацию, например. Она тяжелая.
Стоило нам начать разбивать лагерь, как появились первые ребятишки: худенькие, загорелые и очень шустрые. У меня постоянно возникало желание их чем-нибудь подкормить. И не у меня одного – пока мы стояли на Гране, на кухне катастрофически испарялось печенье. Своим я строго-настрого наказал ребятишек не обижать. Местные даже голос на них не повышают. Ребенок до двенадцати лет – существо на Гране божественное. Оттого очень наглое и свободолюбивое.
Я ждал, что набегут и взрослые, но приперся только старейший из мастеров – мастер Истекающего Света. Он стоял, опираясь на тонкий посох, похожий на трость, что для грантса показатель какой-то невозможной дряхлости, и смотрел, как мы разворачиваем лагерь.