Дурак космического масштаба

Мастеру не отвечали, но, похоже, он в этом и не нуждался.

С огромным трудом чуть-чуть повернув голову, я сообразил, что народу в зале стало гораздо больше. Правда, видел я только ноги, глаза мне просто не давали поднять. Но сознания я упорно не терял и старался использовать голос мастера, как ориентир в пространстве. Цеплялся за него, как за якорь.

– Совсем слабый стал мир, – говорил он. – Старшим – дерзят. Войну ведут обманом. Старею я. Расслабился в последнюю сотню лет, вас распустил. Что за война-то идет опять, Абио?

– С Империей, Великий Мастер, – почти прошептал бретер. Или это был кто-то другой?

– Подросли, значит, окраины? И этот вот – имперский? – он ткнул в мое плечо посохом. – То-то нахальный такой. Ты голову-то подыми!

Земля успокоилась вдруг. Я, все еще борясь с головокружением, поднял глаза. Стены комнаты качнулись и провалились в тень. Я не видел даже бретера, сопевшего где-то совсем рядом. Только мастера. Только его черные, колючие глаза. – Ами? Ами аванатэ Мо? – спросил он на горном диалекте, которого я не понимал совсем. Так, как говорили в столице, понимал немного, а тут – совсем нет.

Он поднял посох и ударил меня наотмашь. Но боли я не почувствовал.

– Ами?

– Не понимаю, – сказал я, пытаясь оттолкнуться от пола и встать. Каменный пол словно держал меня.

– Ами? – мастер чего-то требовал.

Я, наконец, выпрямился. Огляделся. Мы и в самом деле были одни. Только психотехник стоял за спиной мастера.

– Сделай с ним все, как надо, Н’ьиго, – сказал старик. – Хотя… А ну – на колени, как сидел!

Посох полетел мне в лицо, я уклонился, мир крутанулся и… Я опять поймал пол руками.

– Вот так будет вернее. Да и тебе пойдет на пользу!

Посох с десяток раз отметил рубцами мои спину и плечи. Я кусал губы и ощущал, как по спине течет кровь.

Давно мне не было так гадко. Стены опять начали наплывать. Меня затошнило и вывернуло куда-то внутрь так сильно, что, когда пол остановился вдруг, я не смог разогнуть впившиеся в камень пальцы. Словно бы со стороны я видел самого себя, почти лежащего на полу, и Н’ьиго, опустившегося рядом на колени. Видел, как он достал старинный кинжал с лезвием из обсидиана…

Во мне даже ничего не дернулось – зарежут уже, так зарежут. Больно было до невозможности, но именно боль и подтверждала, что я еще живой.

Однако психотехник закатал рукав, надрезал руку себе. Потом набрал пригоршню крови, выплеснул мне в лицо…

– Хорошо, – сказал мастер. – Теперь – похоже. Иди к своим! Ну!

Я с трудом поднялся, и Н’ьиго потащил меня к выходу. В зале опять стремительно темнело, и последние метры я прошел, уже совсем ничего не видя. Сверху сыпался песок. – Быстрее! Тень ушла. Да шевелись ты!

Психотехник вытолкнул меня в проход.

Я не помню, как вышел из холма. Мне рассказали потом, что я прошел метров сорок и упал только на территории нашего лагеря.

История двадцать третья

Живой

Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.

Абэсверт, Грана

– Я же говорю – живой. Пошел я. Просили его мастеру Эниму показать. Передай Адаму Джастину.

– Ты в лагерь, Н’ьиго? Скажи там, что… Что все обошлось.

– Скажу.

Голоса плавали, как рыба в реке. Да и не понимал я половину: говорили по-грантски.

Я лежал ничком в палатке на походной кровати. Спина болела так, словно меня били, по меньшей мере, неделю. Плюс – сверху щипало и жгло.

Приподнялся на локтях.

Дарам сразу наклонился ко мне. Хорошо хоть он здесь. – Что со мной?

– Ты же хотел чего-нибудь этакое натворить? Ну вот и натворил. Радуйся. Теперь на Гране тебя не тронут. Тебя касался сам Великий Мастер, – полусердито сказал он. – Что ты ему наговорил?

– Я не помню. Что-то на тему, что он сам не дорос со мной…

Мне было тяжело разговаривать. Болело словно бы слоями, как в пироге. Ну и сверху тоже.

– Отсроченные удары это называется, – пояснил Дарам. – Мастеру надо было, чтобы ты дошел до лагеря, а там – трава не расти. Хорошо, что кожа лопнула. Значит – «любя» бил, не всерьез. Такие если бьют, то ничего, а вот по плечу похлопав, могут и убить. А ты мог бы и помолчать хоть раз. Правильно Адам говорил, что за тобой глаз да глаз нужен, – экзекутор открыл аптечку. – Я медика вызвал. А пока надо вколоть что-нибудь.

– Не надо… колоть… – губы-то почему такие сухие, Хэд бы их побрал. – Я сейчас встану. Ребята должны видеть, что со мной все в порядке.

Дарам, особо меня не слушая, достал устройство для внутривенного введения.

– Встать лучше помоги! – я был зол на себя за эту предательскую слабость, накатившую так не вовремя. Грантсы же терпят и не такую боль, я же читал!

Дарам помог.

В результате я таки встал, но меня качало.

– Голова не кружится? – спросил Дарам, переключаясь на второй аптечный ящик.

– Нет. Голова – нет. Только плечо болит.

Про спину и говорить нечего, и так понятно.

– И мне плечо твое не нравится. Спину Н’ьиго чем-то местным обработал. Щиплет, сказал, зато следов не останется.

Это у них называется – щиплет? Спина, как огнем горела.