Душа снаружи (СИ)

Она не реагировала, даже не послала меня куда подальше. Но я был не намерен сдаваться. К тому же… Недаром я почуял то отчаяние, что заставило меня выйти из комнаты. Как правило, именно его прячут под столь надежной броней из мнимой апатии. Уж я-то знаю.

Я всмотрелся в экран за ее плечом. Для этого мне пришлось обойти стойку, внаглую вторгнуться на запретную территорию. В приличных отелях у администраторов есть под рукой электрошокер как раз для таких, как я.

Но у нее был свой способ обороны. Абсолютная индифферентность. От такой любой похотливый неадекват бы сбежал. Пошел бы искать более отзывчивую жертву. Но то не я. Я − другой неадекват.

На экране были всего лишь старые городские фотографии. Наверное, пятидесятилетней давности − краски приглушенные, точно выгоревшие на солнце. Присмотревшись, я узнал и театр, и посольство. А вот аккуратное, только что отштукатуренное здание между ними не сразу. Впрочем, даже в те времена нельзя было сказать, что оно радовало глаз. Среди всей этой старинной классической архитектуры это белое пятно смотрелось совсем не в кассу. Но, очевидно, моя несговорчивая знакомая так не считала.

− Оу, − протянул я, пытаясь поддержать разговор. − И они сносят такую красоту! Историческое наследие! Куда катится мир…

Она впервые подняла на меня глаза. В них вполне отчетливо читалось «какой же ты идиот».

− Кстати, а что здесь было раньше?

− Морг.

Я хихикнул, но увидел, что она вовсе не шутила. До чего удивительный город! Так и вижу, как заезжие дипломаты и актрисы из окон своих номеров и гримерок наблюдают за поступлением свежих жмуров.

− Извини, конечно, но что тебя связывает с этим, хм, памятником архитектуры?

Она подперла кулаком щеку, устремила взгляд в пространство.

− Потом здесь был клуб. – Здесь она надолго замолчала, будто считая объяснение достаточным. Молчал и я, выдерживая паузу. Мне казалось, что я нащупал нерв и вот-вот подберусь к самой сути.

− Клуб, − повторила Безысходность. − Самый затраханный и грязный клуб в мире, но он сплотил этот город. У нас была такая тусовка…

Я сразу заметил то, что раньше скрывалось под маской флегматичной сони и неброской одеждой. Яркий завиток татуировки, выглядывающий из-под рукава. Полосу кожи, будто перечеркивающую бровь, заживший прокол на ней же. Да и вся ее закрытость, отчужденность и подчеркнутая прямолинейность, это же все было очевидно. Среди девушек рока было много подобных ей. Вот только она была какой-то… Поблекшей, что ли. Старательно спрятавшей глубоко-глубоко свой огонь, разжигаемый музыкой. Явно не по желанию избавившейся от «опознавательных знаков» вроде той же серьги в брови.

− Здесь наверху и раньше был отель. Для студентов, для групп, из приезжих. Понятно, по ночам начинался траходром. Вот и взялись за нас… Прикрыли клубешник, всех разогнали. Мы, конечно, протестовали. Тут же был наш дом! Перестарались, да, не без этого… Когда Ржавый швырнул в долбаного губернатора бахлаху недопитую, тут та-акое началось…

Она ненадолго умолкла, будто раздумывая, стоит ли ей продолжать. Или словно споткнувшись на неудобных воспоминаниях. А потом все же продолжила, но с другого конца.

Ее история звучала так, будто это было вчера, а не семь лет назад. Я не перебивал. До Вирр тоже долетали новости о том, как власти ополчились на молодежные субкультуры. И как же я хотел в это время быть с ними, с братьями и сестрами по музыке, горланить песни о свободе, вместе удирать от копов, устраивать подпольные концерты. Но лет мне тогда было совсем немного, и вся битва поколений сужалась до противостояния с отцом.

− В потасовке… В общем, копы убили нескольких наших. «Случайно», − как они говорили. Якобы их спровоцировали. Было какое-то там расследование, но никого это всерьез не волновало. Нам всем заткнули рты. А здесь открыли компьютерный клуб. За молодежь взялись. На работу, даже самую паршивую, не брали, если патлы у тебя крашенные или там прокол в ухе лишний… Из универа грозились выгнать… Жесть, короче. Ну, а потом выкупил клуб один хрыч за копейки, устроил ночлежку. Ну, а я что… Вот, работать приперлась. Только завтра все здесь сравняют с землей. Эй, ты чего?

− Пошли! − я потянул ее за руку. − Отпразднуем последний день этого гнезда разврата.

В холле с телевизором мы воздали должное всем достойным ушедшим и здравствующим рок-звездам, сидя у торжественно накрытого табурета. Она тоже неплохо пела, приятным голоском с хрипотцой. Я несколько раз сбегал в комнату то за гитарой, то за бутылкой, каждый раз надеясь, что Шу расшевелится и присоединится к нам. Но он настолько старательно изображал спящего, что я разозлился. Хлопнул дверью, чуть ли не снеся ее с петель. Старался шуметь как можно громче. Я напился и уже не смог бы нормально поговорить с ним. Я вообще не мастак во всех этих разговорах и выяснениях отношений. Зато я хорошо эти самые отношения рушу. Мне и хотелось поругаться с ним, или хоть с кем-нибудь.